Чехов книга 8. Темный всадник

— Да, и очень сильной, — ответил я, решив умолчать, что на самом деле Василиса была мироходцем. Да еще и из нечисти. — Сильный у нее был дар. Так вот. Заметила Василиса, что муж за ней следил, и опечалилась сильно. Рассказала она суженому всю правду. Про то, что заколдованы эти болота, а она шаманкой стала, потому что мать Василисы ведьма прокляла. И теперь нужно ей время от времени принимать обличье зверя. Помещик выслушал все и решил остаться с любимой, несмотря на такие ее особенности. Вернулись они в деревню и начали жить как раньше. Да только с тех пор думал помещик, как бы оставить девушке обличье человеческое. А ну как вскроется секрет Василисы? Селяне их на вилы поднимут, а поместье сожгут. Начал помещик искать способы, как извести этого Василисиного зверя. И однажды, нашел он ритуал в одной старой книге. Мол нужно сделать снадобье из трав, и дать его одержимому зверем человеку. Сделал он нужный сбор да и добавил Василисе в чай. Думал он, что снимет это ведьмино проклятье. Да вот только тяжело заболела Василиса после выпитого. И насилу выжила. После того как пришла в себя, то не могла она уже надолго держаться в человеческом обличии. И слетало оно с нее, как старая одежда. Раскаивался помещик, просил у Василисы прощения, да только не простила его девушка. Прокляла она помещика, что мол не найдет он больше суженой. Да и наследника больше у него не будет. А после этого ушла из деревни на болота.

Шло время. Помещик пришел в себя после разлуки. И начали селяне замечать за ним, что изменился барин. Стал нравом суров. И решил он старый закон нарушить. Чтобы дела расширить. Принялся в деревню народ зазывать, обещая большое жалование. И поехали в деревню новые жители. Да только на просто так старые законы писаны были. И начали люди пропадать. А люди на шепот жаловаться, который на болота зазывает и там губит. А потом и человека лягушачьей головой замечать начали. И черного всадника.

— А кто был этим всадником, вашество? — уточнил Фома.

— Такой вид душелова, который душегубов с собой забирает, — пояснил Морозов за меня. — В деревню-то разные ли ехали. Кто работать, а кто пересидеть, пока розыск не закончится.

— А, — протянул Питерский. — Тогда ясно.

— Испугала помещика эта новость, — продолжил я. — Велел он обнести деревню забором. А затем жрец приказал нанести особые знаки, которые ему ангел в видениях показал.

— Ангел? — не понял Шуйский.

— Вы же сами рассказали нам про жреца, которому было видение, — усмехнулся Зимин.

— Да я думал, это байка просто.

— Так и есть, — согласился я. — Только в ней есть доля правды. Жрец сильно пил, а явился к нему Коля, который тоже шаманизмом владеет. По матери. Вот он и принял это явление за слугу Искупителя.

— А, — кивнул Шуйский. — Теперь понятно.

— Так вот, — продолжил я. — Нанесли селяне знаки, и пропали голоса. Вернее, стали едва слышными. Но привычными местным. Все селяне свыклись. Кроме помещика. Видимо, сильная любовь создала своеобразную связь между Никоном и Василисой. И когда барин начинал новую суженую искать, Василиса заставляла его приводить на болота, и убивать. И не мог Двушкин ее ослушаться. И отвозил девушек одну за другой в тот домик, где он построил алтарь для Василисы. Вернее, для ее внутреннего зверя.

— В наказание за то, как он поступил с Василисой? — уточнила Арина Родионовна, но я покачал головой:

— Нет. К тому времени как помещик начал жену искать вырос у него сын. Коля. А новые мачехи не шибко жаловали мальца. Да и сестру его старшую. Насмехались над ними, поколачивали, да работой тяжелой изводили. А некоторые хотели избавиться от наследника. Василиса просто защищала своих детей. Пусть даже таким способом. Да только Двушкин раз за разом выбирал одинаковых женщин.

— Хорошо, — согласился Шуйский. — Но ведь... Никон утверждал, что не убивал.

— Он в это верил, — ответил я. — Потому что пути шаманизма неисповедимы. Своим проклятьем, она смогла расколоть душу супруга.

— Две личности в одном теле? — с интересом уточнила Арина.

— Не совсем, но... Вторая часть была связана с Василисой. Она и исполняла все эти душегубства. А затем засыпала до той поры, пока Двушкин не находил новую даму сердца.

— Выходит, Никон был виновен и невиновен одновременно? — уточнил Шуйский, и я кивнул:

— Такой вот парадокс.

— Но она же и на нас влияла, — потрясенно пробормотал Шуйский.

— Тут две теории, которую я объединил в одну, — ответил я. — Первое, что когда-то давно, здесь был заключен договор между предком Двушкина и неким существом о том, что людей в деревне должно быть не больше определенного количества. И когда Никон нарушил этот закон, болото выплеснуло наружу силу. Часть которой передалась Василисе. И после допроса Двушкина, она решила, что мы начнем за ней охоту. Вот и надумала от нас избавиться.

— А вторая теория? — уточнил Зимин.

— На болотах нельзя использовать силу, — ответил я.

— А мы использовали... — протянул Шуйский. — Но вы же тоже применяли здесь силу, Павел Филиппович.

— Темные не в счет, — отмахнулся я. — Очевидно, болота принимают нас за своих.

— Логично, — согласился Дмитрий.