– Да тут моя невеста решила собирать земли предков и вспомнила, что фон Зюдовы родом из этих мест. Потом из-за того, что стали протестантами, они выехали в Швецию.
– Не в курсе, могила и склеп сооружены по католическим канонам. Протестантизм в округе достаточно распространен, но здесь, как видите, собор римской католической веры, большинство паствы – католики. Однако граф Финк фон Финкенштайн был протестантом, что не мешало ему давать деньги на поддержку храма. А вы сами какой веры придерживаетесь, граф?
– Я атеист, но это не помешает мне давать деньги на содержание такого памятника средневековой архитектуры.
– Дом божий нуждается в поддержке, а заблудшие души всегда найдут убежище на небесах, ибо по делам судит Всевышний!
То обстоятельство, что земля и поместье принадлежит родственникам матерого нациста, несколько расстроило Вольфганга. От планов приобретения чего-либо в этой местности, скорее всего, придется отказаться, так как связываться с участником «пивного путча» и обладателем золотого значка НСДАП совершенно не хотелось. Тут в церковь вошел мужчина средних лет, в меховых сапогах, кургузой куртке и с какой-то повязкой на рукаве. Этого человека Вячеслав знал и никак не ожидал его здесь увидеть. Дело было в том, что этот человек должен был находиться в совершенно других местах, «не столь отдаленных», как было принято говорить в Советском Союзе. В тридцать пятом году младший помкомзвод Быстрых взял его с грузом серебра после упорного боя в Налибоцкой пуще. След на правой кисти мужчины оставила пуля из нагана Быстрых.
– Пастор, а это кто такой?
– Станислав Зайочновский, местный лесничий.
– Поляк – и лесничий?!
– Нет, он фольксдойче, четыре или пять лет назад его сюда прислали из Варшавы. У него группа DVL III.
В Рейхсгау Вартеланд, подлежащей германизации, все население было разбито на пять групп по национальному признаку. Первые три группы могли проживать свободно и работать, четвертая группа подлежала «перевоспитанию», а пятая группа выселялась.
«Так, получается, что он сюда попал в тридцать седьмом. А получил он по полной – „четвертушку“, за гибель двух пограничников и за особо крупные размеры. Фамилию не сменил. Сбежал? Не сходится что-то! Таких отправляли очень далеко!» – размышлял Вольфганг, продолжая разговар с пастором уже на совершенно другие темы.
Мужчина посидел немного, сжав руки перед собой, на втором ряду слева от алтаря. Встал, несколько раз перекрестился, кивнул пастору и вышел. Армейский маскхалат у Вольфанга был расстегнут, и петлицы гауптмана были отчетливо видны. Стоял он вполоборота. Узнать его старый контрабандист, скорее всего, не мог. В тридцать пятом младший помкомвзвода выглядел совсем по-другому. Тем не менее запрос было необходимо сделать. Убежать он не мог. А вот завербовать его могли. Единственное, насколько надежна такая вербовка.
Попрощавшись со словоохотливым пастором, Вольфганг вышел из церкви. Зайочновский уходил по улице, не оборачивался и не пытался пронаблюдать за ним. Будем считать, что не узнал.
– Ну, что, Пауль? Отдохнул?
– Яволь, герр гауптман. Красивое место! Летом, наверное, еще красивее!
– Я-я, натюрлих.
Гауптман развязал лыжи и бросил их на снег. Фендрик сделал то же самое, и они побежали на север, в сторону, противоположную той, куда пошел лесничий. Немного покружив по окрестностям, вышли к месту стоянки самолета. Вольфганг устроил выволочку стрелку, который вместо наблюдения пристроился спать на заднем сиденье возле пулемета.
Практически сразу после возвращения пришлось ехать в Берлин, где сыграли свадьбу. Эмми Геринг притащила всю верхушку нацистов на действо, было задействовано здание Народного театра, бывшего Großes Schauspielhaus Большого Драматического театра, переименованного в тридцать третьем. Эмми Геринг была примой этого театра. Устроили спектакль на тему истории любви древних германцев. Присутствие Адольфа продвигало событие в эпохальные. Хотя было заметно, что Гитлер скучал, и только сцены из спектакля, вписанные в сценарий, сумели немного оторвать его от каких-то мыслей. Он загорелся на некоторое время и произнес пламенную речь, в течение которой не забыл подарить собственную книгу молодой семье. Это был основной доход фюрера. Он жил на гонорары с «Моей борьбы».