«Я перепишу на себя предприятия нефтяной промышленности», — зачитал он, — «договорюсь с западными компаниями и буду поставлять им сырьё… Куплю виллу на Канарах… Каждый год буду несколько раз ездить на Мальдивы и в Куршавель…» — Партиец дочитал документ до конца, перевернул бумагу, посмотрел на имя и фамилию, и недоуменно покачал головой. — Этот человек считается в нашей среде партийной совестью, образцом честности и благородства, — сказал он. — Может, ваш электромеханический аппарат дал сбой?
Ясенев-Перекуров деликатно промолчал. Он мог бы добавить, что то же самое говорил ему старый вор в законе Мальцев, и притом безо всякого воздействия электромеханических волн, а лишь исходя из своего жизненного опыта. Но чекист не стал упоминать имя делового компаньона. Вместо этого он сказал:
— Наиболее активно проявляли свои глубинные чувства комсомольские работники. — С такими словами он взял с тележки новую папку и вытащил из неё несколько бумажек. Секретарь ЦеКа принялся их просматривать.
«…я бы занялся приватизацией газового сектора… на этом можно заработать миллионы фунтов и долларов», — прочитал он и, посмотрев на подпись, задумчиво произнёс. — Это же один из организаторов комсомола. У него в партийной характеристике написано: человек исключительной честности и скромности.
Взял другую бумажку, наискосок просмотрел, зацепился за слова: — «… электростанции в моей частной собственности работали бы куда эффективнее». — Перевернул листок, глянул на фамилию и покачал головой.
— Хороший, скромный молодой человек — все о нём так отзываются.
Прочитав ещё несколько признаний и бегло пролистав другие, секретарь ЦеКа бросил их обратно на тележку и стал ходить по комнате Наконец, он остановился и повернулся к чекисту.
— А что ви сами полагаете об этом, товарищ Ясенев? — Хотя лицо секретаря ЦеКа уже снова стало, как обычно, непроницаемым, но усилившийся акцент в его речи выдавал волнение.
— Я полагаю…, — чекист на минуту задумался. — Я полагаю, товарищ секретарь, что воровать миллиардами государственное имущество, а после этого иметь какие-то претензии к расстрельной команде было бы по меньшей мере странно.
Секретарь помолчал. Подошёл к окну, посмотрел на покрытую снегом ёлку. Разжёг потухшую было трубку, снова заходил по комнате. Затем подошёл к креслу и уселся в него, похоже, приняв решение.
— Это хорошо, что они так разговаривают, — сказал он. — Опасен не тот враг, которого мы знаем. Опасен враг скрытый, затаившийся, которого мы не знаем. Так что пускай разговаривают. Пускай разговаривают. Время счетов с ними придёт.
Приложение
Документальные материалы; исторический контекст
Н. Хрущёв: