Чекист

— Потому что, Владимир Александрович, Маслов должен был сам стать тем самым предателем. Вы когда проверяли его кандидатуру… Точнее не Вы лично. Ваш отдел. Никаких подозрительных деталей не заметили? Можете не отвечать. Я сам. Нет, не заметили, раз он мало того, трудился на заводе, так еще и возглавил работу группы, которая занялась модернизацией этого самолета. А вот сейчас, для Вашего понимания, объясню. Лев Иванович в определенные годы делал карьеру в конструкторском бюро Яковлева. Период его работы там совпадает с достаточно известным авиационным делом. Мелочь. Казалось бы. Но, будь ваши сотрудники более усердны, то выяснили бы некоторые факты, относительно Маслова. Скажем так, несостыковки. Сейчас это уже роли для Вас конкретно не играет. Да и, опять же, случилось его трудоустройство лет пятнадцать назад. К Вам вопросов нет. Кроме, пожалуй утверждения списка сотрудников спецгруппы. Вы во главе поставили человека, имеющего в своей биографии охренеть, какие серьёзные, зацепки для шантажа. Во главе группы, которая, наперекор внешнеполитическим договоренностям с нашими «друзьями», продолжает действовать на опережение в некоторых сферах. А должны были выбирать сотрудников с исключительно чистым прошлым. Кстати… сотрудники…

Я посмотрел на часы. Время было уже далеко за восемь, а Комаровой даже и не пахло. Неужели все-таки девка совсем безголовая. Отвечаю, если сбежала, пришибу. Реально. Это будет и проще, и продуктивнее.

— Так… Владимир Александрович, Вы посидите тут, в тишине. Подумайте. Мне кажется, Вам точно есть, что мне рассказать. Я вернусь буквально минут через десять. Не пойму, где мой личный, чтоб ей икнулось срок раз, помощник.

Я выбрался из-за стола и направился к выходу из комнаты. Калинин остался сидеть на месте. Выглядел он пришибленным. Владимир Александрович понял, похоже, на что я намекаю. Хотя, там список немаленький. Сам Маслов, Филатова, которая до сих пор вызывала у меня достаточно много вопросов, Комарова, которую, опять же, инженер пристроил с помощью Калинина, и предположительно, Ведерников. Тут пока не знаю, в чем прикол. Но обязательно пойму.

Вышел в коридор и прямой наводкой рванул к отделу главного технолога. Комарова Александра Сергеевна, как ни в чем не бывало, с совершенно невинным выражением лица, крутилась возле своего рабочего места.

Коллеги косились в ее сторону, потому что не понимали, какого черта она тут делает. Ее же, вроде, отправили в мои особистские руки. Зато двое, Ведерников и Филатова, изображали совместное обсуждение рабочего вопроса, хотя по их светящимся физиономиями было понятно, перетирают версии, связанные с внезапным возвращением Комаровой. Подумали, наверное, как и остальные, будто Александру Сергеевну вернули в группу.

— Всем добрый день, — зашел я тихо, поэтому, мой голос прозвучал для присутствующих, как гром среди ясного неба.

Вообще отдел занимал достаточно просторное помещение. Просто в передней его части находились рабочие места, выделенные для спецгруппы, а дальше — располагались обычные сотрудники. Но при появлении меня, Великого и Ужасного, работать бросили все. Уставились с интересом, который перемешивался с опасением. Мало ли зачем принесло проверяющего товарища из Москвы.

В общем, замерли все. Кроме Комаровой. Само собой. Кто бы сомневался. Эта особа продолжала упорно изображать бурную трудовую деятельность. Даже начала что-то бормотать под нос. Свидетели ситуации напряжённо вслушивались, что за звуки издает Александра Сергеевна. Я, само собой, тоже. Вдруг девка все-таки умом тронулась. На почве трагичных событий. Просто, если честно, охренеть можно с ее выдержки. Семь лет она колесит по стране, живёт под чужими именами, таскает с собой какую-то херню, от которой Максим Сергеевич кони двинул, в голове держит список нелегальных агентов Союза, за которых ей эту голову того и гляди оторвут. Но при этом — просто непробиваемая железобетонная психика. Это вот что? Гены? Воспитание? Природная дурь?

Я подошел ближе к месту, где топталась Комарова. В руках у нее была какая-то хреновина, непонятного мне назначения. Я ни разу не инженер и даже по черчению еле-еле в школе переваливался с двойки на тройку.

Остановился рядом. Стою. Смотрю. Комарова что-то там чертит и высчитывает на специальной бумаге. При этом поет себе под нос. Мандец. Просто самая настоящая дурка. Остальные присутствующие, поняв, что совсем уж в наглую лупиться, это слишком, начали хаотично суетиться, изображая то ли броуновское движение, то ли активный рабочий процесс. Но большинство из них как-то ненавязчиво переместились ближе к нам с Комаровой. Видимо, любопытство было слишком огромным. Сильнее, чем чувство самосохранения.

— Александра Сергеевна… — я позвал ее ласковым, нежным голосом.

— Ой… — Комарова подняла голову, изобразив на лице неожиданную радость. Типа, она меня и не заметила сразу, и видеть очень счастлива. Актриса из нее была еще более хреновая, чем из Лилички. Ну, либо эта девица не планировала скрывать, что нагло врет.