Чекист

На этот пароль оттуда стремительно вышла маленькая полная женщина. Царственным жестом протянула руку. Конечно, он должен был по старой офицерской привычке щелкнуть каблуками и поднести руку к губам. Но он замешкался, не сразу сообразив, что нужно делать. Наконец энергично, с силой тряхнул эту холеную, пухленькую ручку. Елена Андреевна удивилась, но тотчас объяснила его вольность возвышенными побуждениями.

— O, destin![3] Теперь мы все солдаты! — с ослепительной простотой сказала она. (Пусть в Европе знают, что мы здесь еще не совсем одичали!) Проплыла в гостиную.

И здесь все было в снежных, будто обледенелых чехлах.

Церемонно, точно замороженный, встал отец и тут же вновь сложился в прямой угол. Все уселись и торжественно застыли.

Сначала Елена Андреевна молча читала привезенные Медведевым письма и, не показывая ни отцу, ни младшему брату, прятала в карман листок за листком. Верхняя губка, покрытая черными усиками, беззвучно шевелилась.

Невыносимо гулко щелкали огромные часы между зашторенными окнами.

Наконец Елена Андреевна дочитала.

— Итак, — спросила она тоном опытного конспиратора, — как я должна вас называть? Так же, как муж называет вас в письме?

— Нет, здесь я прошу именовать меня Дмитрием Николаевичем, — внушительно произнес Медведев. — Это будет надежнее.

Родневич понимающе опустила глаза: приказ есть приказ.

— Мне поручено выяснить положение дел на месте, — сухо начал Медведев. — Сейчас мы должны учесть каждую боевую единицу, выяснить все наши возможности. Прошу доложить. — Он с официальным видом откинулся к спинке кресла. (Проклятый крахмальный воротничок с непривычки мучительно пилил шею).

— Можно ли понять ваши слова как сообщение о подготовке к решительным действиям? — осторожно осведомился Родневич-отец.

Медведев предусмотрительно промолчал. Старик истолковал его молчание по-своему.

— Я говорил! Я говорил! — вскричал он.

— Что вы говорили? — уничтожающе глядя на него, процедила дочь.

— Ну как же, Элен, на Генуэзской конференции большевикам было ясно заявлено...

— А я не верю ни в каких варягов! Не верю, не верю! Только мы сами, своими руками спасем Россию! — быстро и энергично заговорила Елена Андреевна, в волнении прижимая руки к своему пышному бюсту. — Я надеюсь, высокое командование рассчитывает на наши национальные силы. На истинных русских. Не так ли?

Медведев, лавируя между отцом и дочерью, ответил укоризненно:

— Я не уполномочен обсуждать действия командования.

— Простите. Вы правы, — вспыхнула Елена Андреевна, взглядом обещая отцу изрядную головомойку за то, что он толкнул ее на бестактность. — Итак, Дмитрий Николаевич, мы делаем все, что можем. И кое-чего мы уже достигли.

Она подробно рассказала о явке, устроенной в немецкой колонии под Овидиополем, о группе из нескольких педагогов и старших школьников, организованной отцом.

— Есть у нас две группы, объединяющие деловых людей в городе. Есть группа заводской интеллигенции. Сейчас мы заняты организацией боевой группы среди студентов. У нас есть для этого блестящая возможность! И наконец... наконец, под нашим влиянием некоторые спортивные организации...

Она мельком поглядела на Володю, тот покраснел от радости.

— У вас успехи! — позволил себе слегка похвалить Медведев.

Она только того и ждала. Имена, адреса, подробности так и посыпались. Заметив, что гость оживился, Елена Андреевна вошла в совершенный раж. Она уже придвинулась к нему и напористо говорила, говорила, толкая его коленками.

— О, у нас намечено в нужный день взорвать важнейшие здания, фабрики, мастерские. Мы взорвем весь порт! Захватим власть! Нас поддержат все порядочные люди в городе. А остальные — мужичье, которое называет себя народом, — они даже и не поймут. Им все равно!

— Достаточно ли вы обеспечены оружием? — озабоченно спросил Медведев.

— То, что нам прислали с Костей, мы пока держим в запасе.

— Надежно спрятано?

— О!.. — с улыбкой произнесла Елена Андреевна, бросив короткий взгляд в сторону прихожей.

Медведев удовлетворенно кивнул.

Он знал уже почти все, но оставалось сомнение: не хвастает ли она, действительно ли существует заговор и есть люди? Может быть, кроме Володиных футболистов, все остальное только еще в мечтах тщеславной истерической дамочки?

— Подумать, ведь вы ежеминутно рискуете жизнью! — с состраданием сказал Медведев.

Она вскочила и произнесла давно взлелеянную фразу:

— La vie n’est rien, c’est I’idée qui est tout![4]

Математика, видимо, коробило от экзальтации дочери. Но Володя смотрел на сестру с восхищением.

Медведев решил, что лучше высказать почтительное удивление и поскорее отвести разговор на спокойные темы, где мадам не будет пугать французскими скороговорками, в которых он понимал одни междометия.

— Да, да, — сказал он, разводя руками и отчаянно про себя чертыхаясь. — Да, да, конечно... это очень, очень... Но, видите ли, о вас будет доложено в весьма, так сказать, высоких кругах, возможно даже...

— В высочайших? — замирая от волнения, перебила она.

— Возможно.