Чекистка

— Милостивые государи, — начал он, — если бы вы только знали, как я завидую этому мальчику! В то время как мы здесь вынуждены изнывать от безделья, прятаться по подвалам, торгуя молоком, этот юноша через пару дней сможет сразиться с врагом в открытом бою! Какое счастье! — Нефедов выпятил свою чахлую грудь и картинно оперся на воображаемую шашку. — Эх, черт побери! Мне бы один эскадрон моих дьяволов из «дикой дивизии», показал бы я красным…

— Как бегают зайцы, — ехидно вставил Сергей. Присутствующие рассмеялись, но Нефедов, не смутился и, будто не слыша насмешки, продолжал:

— Я показал бы им…

— Бросьте, поручик, — с тихой угрозой остановил его Сергей, — все знают, с ваших слов, наизусть, что вы были некоторое время на фронте, даже контужены и как будто ранены в голову… отличались храбростью, героизмом…

Нефедов хотел было возразить, но осекся под пристальным и недобрым взглядом Сергея, весь вид которого говорил о трудно сдерживаемом бешенстве.

— Ну хорошо, — пробормотал Нефедов, — если вы не хотите слушать, я лучше сяду и буду молчать. Только налейте мне, христа ради, рюмочку.

Чтобы замять возникшую неловкость, Сергей встал и снял со стены гитару. Склонив на гриф лобастую голову, он взял несколько аккордов. Струны зарокотали приглушенно и мягко. Сильные пальцы Сергея перебирали их все быстрей и быстрей. И вот уже гитара хохочет и плачет. У гостей сами собой начинают подпрыгивать под столом ноги.

Потом мелодия меняется, выравнивается и течет широкая, вольная, как река в половодье:

Однозвучно гремит колокольчик,
И дорога пылится слегка,
И уныло по ровному полю
Разливается песнь ямщика…

Сергей поет, полузакрыв глаза. По лицу его пробегают тени, и высокий лоб бороздят страдальческие морщинки. Младший брат смотрит на него влюбленными глазами и тихонько подпевает:

Сколько грусти в той песне унылой,
Сколько чувства в напеве родном,
Что в груди моей хладной, остылой
Разгорелося сердце огнем…

— Знаем мы эти славянофильские штучки, — неожиданно захохотал Нефедов и с размаху поставил бокал. — Песенки русские, а карабины французские! А что французишки взамен-то потребуют? Не догадываетесь? А я догадываюсь: рублики и «родны-е поля и лес-а», как поется в вашей песенке. Так чего ради вы кривляетесь, Сергей, и пускаете слезу, распевая творения русского мужика?

— Вы же пьяны, Нефедов, — сказал Сергей. — Ступайте спать.

Поручик был действительно пьян, и гипнотизирующие взгляды Сергея на него уже не действовали. Он решил, видимо, отплатить за свое недавнее унижение и продолжал разглагольствовать:

— Пусть я пьян. Но зато я не притворяюсь, что люблю мужика и все это свинство! Я их откровенно презираю, как мыслящее существо и как дворянин!

— Напрасно, Нефедов, напрасно, — спокойно сказал Сергей и покачал головой. — Я думал, вы умнее. Дворянством теперь кичатся только дураки.

— Это почему же? — вскинулся поручик, не заметив даже, что Сергей ловко перевел разговор на менее скользкую тему.

— Если вы способны меня выслушать, я объясню. Дело в том, Нефедов, что чистотой крови не могут похвастаться даже великие князья. И вот почему: у вас было двое родителей — отец и мать. Не так ли? А у ваших отца и матери было уже четыре родителя: два у отца и два у матери. Четыре же ваших деда и бабки насчитывали восемь человек, которым они были обязаны своим появлением на свет. У ваших прадедов и прабабок было шестнадцать родителей… И так далее. За тринадцать поколений, Нефедов, вы накопили… минуточку — прикину… Так вот, вы накопили шестнадцать тысяч триста восемьдесят четыре предка. Какая это прогрессия?

— Арифметическая, — рассеянно пробормотал поручик, и гости опять расхохотались.

— У вас плохая память, Нефедов, — усмехнулся Сердобольский. — Но разрешите мне продолжить. Вы уверены, что среди этих шестнадцати тысяч ваших предков не было крепостных, стрельцов, прачек, публичных девок, мещан, купцов, цыганок и кабачных ярыжек? Уверены вы в этом? Ах, не уверены! А ведь мы копнули только тринадцать поколений, всего-навсего тринадцать! Так чем же вам кичиться, любезный господин поручик? И зачем кричать о своем презрении к мужику, за счет которого вы живете?

Сердобольский встал и вплотную подошел к Нефедову:

— Отправляйтесь немедленно спать. А завтра, когда у вас будет трезвая голова, мы поговорим в другом месте.

— Но, Сергей, ведь я ничего такого…

Сердобольский, не дослушав, круто повернулся на каблуках в сторону гостей.

* * *