Чекистские будни

Полковник хотел спасти свою полицейскую честь. Его мучило сознание того, что долгих семь лет на его глазах активно работал чекист, что, даже подозревая Николая Федоровича, он так и не смог его уличить. Теперь белогвардейский контрразведчик решил расквитаться с ним за все: и за провал многих операций, и за подмоченную репутацию РОВСа и болгарской политической полиции, и, конечно, за свое собственное уязвленное самолюбие. Но Браунер и на этот раз просчитался. Друзья своевременно предупредили нас о готовящейся расправе.

Бесценную услугу своему партнеру по филателистическому магазинчику оказал болгарский подпольщик Чичо Славчо. Именно он каким-то образом узнал о намерениях Браунера и поспешил сообщить об этом Николаю Федоровичу. Мы долго ломали голову над тем, как избавиться от агентов полковника, и наконец решили их подкупить. Сделать это взялся тот же Чичо Славчо, товарищи которого уже установили, кто из агентов конкретно будет исполнителем коварного замысла ровсовского контрразведчика. Дня через два Чичо Славчо известил нас, что все в порядке: с агентами достигнуто «взаимопонимание».

Всю дорогу до самой границы Николай Федорович просидел с нашими «телохранителями» в вагоне-ресторане, беспрестанно потчуя их вином. Расчувствовавшиеся от щедрого угощения и хрустящих в кармане долларов, перекочевавших к ним из наших скромных запасов, агенты Браунера даже не скрывали, с какой целью они приставлены к Николаю Федоровичу, и, куражась, не раз подымали бокалы за «упокой его души». А когда наш поезд должен был уже двинуться через границу, они чуть ли не со слезами на глазах полезли к нам лобызаться. Этим мерзким наемным убийцам было, видите ли, грустно расставаться с нами.

Несколько месяцев мы пробыли в Париже — не так легко было уехать оттуда. Ну а потом — большая радость: мы в Москве, среди своих людей. Не надо оглядываться, не надо ждать удара в спину…

— Вы ведь давно не были на родине — попали в Болгарию еще девочкой. В Советском Союзе многое за это время изменилось. Как быстро вы освоились тут, привыкли к новой обстановке? — поинтересовался я.

— Знаете ли, — сказала Наталья Афанасьевна, — освоилась я здесь буквально в первые же дни. Нас окружало столько хороших, внимательных людей! Нам выделили квартиру, дали возможность хорошо отдохнуть. Потом к Николаю Федоровичу часто приходили его товарищи, нередко с женами. С ними было легко и весело… — Она помолчала, затем продолжила: — Но пожить спокойно нам не пришлось. Не прошло и двух лет — началась война с фашистами. Николай Федорович сразу же обратился с просьбой послать его на фронт. Однако ему предложили с группой чекистов отправиться в Одессу, в распоряжение уже находившегося там Владимира Александровича Молодцова. Они должны были, обосновавшись в катакомбах, создать партизанские отряды. Когда советские войска оставили Одессу и в город вошли немецко-румынские фашисты, Николай Федорович вместе со своими товарищами участвовал в боевых операциях. Многие бойцы подземного гарнизона, сражаясь с фашистами, погибли. Среди них и мой муж… Николаю — Федоровичу было тогда всего 32 года.

Наталья Афанасьевна встала из-за стола и, извинившись, вышла в другую комнату. Я знал, что эта женщина могла бы рассказать немало интересного и о своей собственной жизни. Ведь она заменила мужа в его трудной и благородной работе. Но на протяжении всего нашего разговора она скромно умалчивала о себе, хотя я не раз пытался заговорить с ней на эту тему.

Вернувшись, Наталья Афанасьевна показала мне несколько писем, написанных Николаем Федоровичем в одесских катакомбах. Они были полны оптимизма, глубокой веры в победу советского народа над врагом. Вот строки из его последнего письма от 11 сентября 1941 года, адресованного Наталье Афанасьевне и ее матери Александре Семеновне:

«Здравствуйте, мои дорогие!

Сообщаю, что я жив, здоров и вполне благополучен. К боевой жизни привык, но все же было бы, конечно, приятнее быть всем вместе… Но это пока лишь мечта… Уверен, что в конечном итоге мы все-таки будем вместе и заживем новой прекрасной жизнью…»

— Больше писем от него не было, — вздохнула Наталья Афанасьевна. — Мечта его быть вместе с нами, как видите, не сбылась… Сколько горя принесла эта страшная война! Сколько вдов и сирот до сих пор оплакивают своих родных и близких! За нашу сегодняшнюю мирную жизнь заплачено очень дорогой ценой — жизнями миллионов советских людей, в том числе и Николая Федоровича… Такого вовек не забыть.

Она замолчала. Мне тоже не хотелось ничего говорить.

Незадолго до второй мировой войны «Русский общевоинский союз» под ударами чекистов прекратил свое существование. Разведки империалистических государств, на средства которых РОВС проводил подрывную работу против СССР, больше не хотели вкладывать деньги в это, по их мнению, ненадежное и окончательно скомпрометировавшее себя «предприятие».