Чекистские будни

Энгельгардт молчал. Он старался казаться спокойным, но лежавшая на столе рука выдавала его состояние: судорожно сжатые пальцы побелели от напряжения. Вокруг ткнувшегося в бумагу пера медленно расползалось уродливое чернильное пятно. Полковник явно струсил и никак не мог собраться с мыслями. Надо было как-то разрядить обстановку.

— Возьмите себя в руки, полковник, — уже несколько мягче произнес я. — Думаю, ничего ужасного в том, что мы немного поговорим с вами наедине, нет. Я пришел к вам с самыми добрыми намерениями, уверяю вас.

Мой ровный голос и уверенный тон, похоже, произвели на полковника впечатление.

— Так что же вы хотите от меня?.. — наконец выдавил из себя Энгельгардт.

— Мы хотим, чтобы вы прекратили свою антисоветскую деятельность.

— Да, вы говорили… Но как прикажете это понимать? Я, офицер русской армии, присягавший на верность государю и отечеству, должен изменить своему долгу?.. — Лицо его побагровело. — А может быть, мне предлагается перейти на сторону Советов?!

— Успокойтесь, господин полковник. Не надо становиться в позу. Можно подумать, что сейчас вы и вправду служите отечеству, а не западным державам, которые давно зарятся на нашу землю и ненавидят наш народ. Поверьте, отечество прекрасно обойдется и без такого «радетеля»… Поскольку уж речь зашла о долге, позволю себе напомнить вам, что генерал Брусилов, Поливанов, а также Каменев, Шапошников и другие верно служат своей Родине — Советской России. А ведь некоторые из них занимали в царской армии более высокие и ответственные посты, чем вы. Поливанов, например, был даже военным министром. — Я сделал небольшую паузу, чтобы Энгельгардт мог осмыслить сказанное мной, и продолжал: — Нам нужны гарантии, что вы найдете иной способ проявления своей любви к отечеству, чем организация провокаций и диверсий…

Полковник слушал меня настороженно. После того как я разъяснил ему суть нашего предложения, он долго сидел, не проронив ни слова. Я понимал, что прежде всего его заботит благополучный исход нашей встречи. Он, конечно, будет уклоняться от прямого ответа и теперь подыскивает подходящий предлог.

— Невероятно… — едва слышно проговорил Энгельгардт. — Знаете… я всего мог ожидать, но не этого… — Он снова замолчал. — Все это слишком неожиданно. Так сразу изменить своим убеждениям… Вряд ли я смогу дать вам сейчас какой-либо ответ. Согласитесь, я должен как следует подумать. Да-да, обязательно подумать!

— Хорошо, думайте, — сказал я. — Две недели на размышления хватит?

— А где мне вас искать?

— Я сам к вам приду, не беспокойтесь. Ровно через две недели в этот же час. Согласны?

Полковник кивнул.

— Теперь, когда вы вполне убедились в моих добрых намерениях, мне кажется, я вправе рассчитывать на взаимность…

— Чем же я могу отблагодарить вас? — с некоторой иронией спросил Энгельгардт.

— Ну, хотя бы тем, что о нашей встрече и о разговоре вы ни при каких обстоятельствах никому не скажете. Ни одного слова, если даже мы и не договоримся ни о чем вообще. Нарушение этого условия может повлечь за собой весьма неприятные для вас последствия…

Я поднялся со стула. Полковник тоже встал, выжидательно глядя на меня.

— Итак, до встречи через две недели, господин полковник. Учтите, что на всякий случай мы все это время будем присматривать за вами, — многозначительно заметил я.

Энгельгардт судорожно сглотнул, потом повернулся и, не оглядываясь, пошел к входной двери. Опять щелкнули замки, дверь распахнулась. Миновав посторонившегося полковника, я вышел на лестничную площадку и начал медленно спускаться вниз, ощущая на себе его тяжелый, полный бессильной злобы взгляд.

— Простите, майн герр, — Энгельгардт буквально ворвался в служебный кабинет Карла, — мне нужно с вами срочно поговорить…

— В чем дело? Вы так взволнованы! — Карл приподнялся в кресле. — Что случилось, дорогой друг?

Полковник был испуган и возмущен.

— Вы только подумайте — какая наглость! Вчера у меня был самый настоящий чекист, и он осмелился предложить мне, офицеру свиты его величества, порвать с прошлым и пойти на службу к Советам. Ведь это же… это… Я не нахожу слов!

Энгельгардт был потрясен тем, что чекист все точно рассчитал, использовал даже «выжившего из ума паралитика» — генерала Шаховского. Он знал, что полковник дома один, что у него есть артель по набивке папирос, и, как мальчишку, обвел его вокруг пальца.

— Но самое ужасное, майн герр, было потом, когда, сделав свое дерзкое предложение, этот тип ушел. — Энгельгардт перешел на шепот: — Я выглянул в окно и увидел в скверике возле дома подозрительных людей. Явно из той же компании — чекисты, поверьте моему опыту.

К слову сказать, никаких чекистов в скверике не было и в помине. Я был совершенно один.

— Что же вы решили предпринять? — сочувственно спросил Карл, выслушав драматический монолог полковника.

— О, у меня есть достойный ответ большевикам! — злорадно усмехнулся Энгельгардт. — Они долго будут его помнить!

— Это интересно…

— Я написал письмо в Берлин нашему шефу, генералу фон Лампе, и предложил ему устроить чекистам «Антитрест». Понимаете? «Антитрест»!

— То есть?