Чекистские были

Увидев в комнате еще одного человека, тоже старика, пришелец приложил палец к губам.

— Отец, тут недалече у меня спустила камера, а сменки нет. Ночью чинить несподручно… Зашел к тебе отдохнуть до утра…

— Проходи, проходи… А ты, Нифонт, иди с богом.

— И то, брат Пафнутий, засиделся я у тебя… пойду. — И старик направился к двери, обходя незнакомца, кланяясь ему и улыбаясь.

На безмолвный вопрос пришедшего привратник сказал:

— Нифонт из наших бывших монасей, придурковатый, признал антихристову власть, служит теперь у них в совхозе рыбаком, живет там, на берегу, в лодочном сарае, жалованье получает, паек… Восьмой десяток пошел ему. Вот рыбки принес мне…

Ночной посетитель слушал внимательно. Он покосился на входную дверь, приоткрыл ее и выглянул наружу в ночную темень. На белевшей дорожке, ведущей вниз к шоссе, уже никого не было.

— Отец Иосаф предупреждал тебя обо мне?

— Как же, говорил, придет к тебе человек, прими. Но никак не ждал тебя… Кажись, года четыре аль пять, как пропал ты отседова. Где тебя носило?

— Носило, — неопределенно ответил пришелец. — Вот пришел и не пришел! Понятно?

— А как же, не впервой, не сумлевайся. Отцу Иосафу сказать?

— Если спросит. Подбрось угля в печку, озяб я. Обогреюсь и уйду.

В начале четвертого ночной посетитель спустился на пустынное шоссе, прошел с полкилометра в сторону Гудаут. За полосой кустов и редким рядом тополей вплотную к ним стоял лодочный навес с пристроенной к нему маленькой хибаркой. В ней жил старик Нифонт. Из трубы струился дымок. Старик топил печку. Сквозь подслеповатое окошко с мутным, давно не мытым стеклом было видно, что сидит он на корточках у открытой дверцы топки. Бросив быстрый взгляд вокруг, человек поднял пистолет, прицелился и нажал, на гашетку. Негромкий звук выстрела, скорее похожий на свист при ударе хлыстом, слился со звоном разбитого стекла. Стрелявший увидел, как старик повалился навзничь. «Готов!» — прошептал он и не спеша вышел на пустынное в этот ранний час шоссе, зашагал в сторону Сухуми.

К семи часам утра он уже был в городе.

2

Почувствовав тупой удар в плечо, Нифонт повалился на пол. Но, когда услыхал груст гальки под шагами убегавшего человека, поднялся, ощупал начинавшее неметь плечо, увидел кровь и понял, что ранен.

«Уж не гость ли Пафнутия угостил меня? Должно быть, он. Кому ж еще», — думал Нифонт.

Плечо болело, начинало опухать, но крови было мало, и отверстие, куда вошла пуля, было небольшим, как если бы кто ранил его большим гвоздем. Нифонт подвигал рукой, покрутил, ощупал со всех сторон и выходного отверстия не нашел.

Обвязав мокрой тряпицей распухающее плечо, Нифонт лег под окном на пол. Стрелявший мог вернуться, затаиться в темноте. Нужно было ждать утра. Лежал тихо, прислушиваясь к звукам снаружи.

Рассвет наступал быстро.

Нифонт поднялся и вышел на шоссе. Из-за поворота показалась грузовая машина. Знакомый шофер, узнав его, затормозил.

— Здорово, батя, в город собрался?

— Подвези до базара.

Рядом с шофером в кабине сидела женщина, и старик, ухватившись здоровой рукой за борт, залез в кузов и лег там среди каких-то тюков.

На базаре он слез. Было еще рано. Потолкался в толпе, выпил крепкого чая в чайной и к девяти часам был в погранотряде. Зайдя в комендатуру, он попросил дежурного позвонить Паршину, оперативному уполномоченному, который, приезжая в Новый Афон, всегда встречался с ним.

Паршин спустился в комендатуру.

Старик был очень бледен и едва стоял на ногах.

— Что с вами, Нифонт Фадеевнч?

— Ночью кто-то стрельнул в меня через окно, — ответил Нифонт и в изнеможении опустился на скамью.

Паршин не стал больше ни о чем расспрашивать раненого и повез его в больницу. Хирург, осмотрев рану, решил тут же прооперировать и удалить застрявшую пулю.

Когда часа через три Нифонт проснулся в больничной палате, то первым, кого он увидел, был все тот же Паршин, сидевший у его кровати.

— Как чувствуете себя, Нифонт Фадеевич? — спросил он. — Сможете рассказать, что и как все произошло?

Не упуская ни одной подробности, старик вспомнил обо всех событиях прошедшей ночи и под конец спросил:

— Пулю-то вынули?

— А как же, вот она, — и Паршин достал из кармана пакетик, показав завернутую в него маленькую продолговатую свинцовую пульку от патрона, которыми обычно стреляют в тирах из мелкокалиберных винтовок и пистолетов. — Ваше счастье, что пуля прошибла доску стола, была ослаблена и поэтому застряла в плече, а то могла пробить кость, глубоко войти в грудь, даже проникнуть в сердце. Повезло вам.

Паршину нужно было срочно написать председателю Абхазского ГПУ донесение о случившемся. Прежде чем расстаться с Нифонтом, он еще раз спросил:

— Это точно, что пафнутьевского ночного гостя зовут Алексей Авдонин?

— Точно, не сумлевайтесь, — подтвердил старик.

— Пафнутию вы ничего не говорили еще?

— Нет, ничего, я к нему утром и не заходил, а прямо поехал к вам.

— Правильно сделали. Продолжайте заходить к нему, но сами разговоров об этом Алексее не заводите, не давайте никакого повода для подозрений.