Чекистские фантазии

Куда можно податься? Конечно, в кабак. Не в ресторан, а именно в кабак. Около ресторанов и мест культурного досуга меня будут искать. Каждый человек находится на своем уровне и общается с людьми своего уровня. Появление на чужом поле заметно всем и против чужака включается немотивированная агрессия, как на человека, несущего опасность для существования кого-то из них.

Мой костюм нельзя было назвать шикарным, а отсутствие галстука делало меня похожим на жителей той ступени общества, где я хотел потеряться. Конечно, информация о моем появлении дойдет и до них, но пройдет некоторое время, прежде чем меня доставят на правеж к лидеру нации.

Кабак, а вернее, пивную я нашел в одном из дворов по характерному запаху и по тому, что в эту зеленую и обшарпанную дверь заходили одни мужики определенного вида, который создавался веками, и его трудно было переделать любой властью, то закрывавшей, то открывавшей эти заведения.

Все пивные на одно лицо. Те, которые в развитии своем просто-напросто деградировали, стали похожими на пивные пятидесятых годов прошлого столетия: квадратные «а ля фуршетные» по грудь столики на высоких ножках, пузатые пивные кружки, граненые стаканы для компота, в который под столешницей наливается водка, кусочки вяленой рыбы, сухарики и маленькие сушечки, окурки в тарелке из-под закуски и стоящий столбом дым от дешевых папирос типа «мэтр курим — два бросаем». То ли время пошло вспять, то ли я попал в какую-то параллельную страну, которая находится в начале застоя. Застой лопнул и открыл народу глаза на окружающий мир, показав, что благополучие зиждется не только на туалетной бумаге и палке вареной колбасы. Но пока до этого далеко.

Я встал в уголочке и стал наблюдать за посетителями. Честно говоря, такие люди есть всегда и везде и в любом обществе от самого благополучного до самого неблагополучного. Есть одна российская особенность — пожалеть человека одинокого и кем-то или чем-то обиженного.

Через какое-то время изрядно подвыпивший мужчина со второго от меня столика обратил на меня внимания, задумчиво покусывая кусочек засохшей воблы.

— Ты чё такой смурной? — спросил он.

— Да так, — ответил я, — жизнь не заладилась.

— Это бывает, а чё не пьешь-то? — спросил он.

— Да денег нет, вот и смотрю, чем бы на выпивку заработать, — ответил я.

— А ты чё делать-то умеешь? — спросил мужик.

— Да считай ничего, стихи пишу, — сказал я.

— Есенин, что ли? — удивился мужик.

— Да нет, не Есенин я. Есенин умер давно, — сообщил я.

— Ты смотри, как время бежит? — удивился мужик. — Как это у него — «в старомодном ветхом шушуне». Аж за душу берет. А ты так умеешь?

— А хрен его знает, берут мои стихи за душу или нет, их все равно никто не печатает и не читает, — признался я.

— А, ну, сбацай, а я тебе за это «компотику» налью, рыбкой вот закусишь, — предложил мужик.

Я откашлялся. Хрипота не прошла, но я начал читать:

Мне ватага была вместо няни,
На базарах я пел куплеты,
Говорят, что из горькой пьяни
Вырастают у нас поэты.
Да, я пью, и с друзьями, и в меру,
Да, я дрался в кабацком дыму,
Но я дрался за русскую веру
И за что-то еще, не пойму.
Только утром в глухое похмелье
Просыпался с подругой другой,
Кто же сыпал в вино мое зелье,
Почему я в постели нагой?

Знаю, музу прислали в награду,

Видно, страсти им мало в стихах,
Дайте кислого мне винограда,
Я покаюсь в грядущих грехах.

А пока разбужу свою деву,

Словно меч ее черная бровь,
Ублажу я свою королеву,
Разгоню загустевшую кровь.

В пивнике стало тихо. Раздались голоса:

— Ты смотри, Есенин. Эй, Есенин, иди выпей с нами.

Ну, что, это неплохо, прописку в этой пивной я получил. Я чокнулся с моим благодетелем и выпил стакан «компота». Чувствовалось, что водка была ядреной, но компот несколько сглаживал ее вкус. По телу полилась горячащая жидкость, то просветляя, то замутняя мои уставшие от вечных думаний и самокопаний мозги.

— Тебя как зовут-то? — спросил мой работодатель?

— Зови меня просто Серегой, — ответил я.

— Эй, Серега, выдай еще чего-нибудь, — попросили с соседних столиков.

Я встал и начал читать: