Чекисты

«24 октября 1917 года. Сегодня особенно остро чувствуется в Смольном, что готовится нечто необычное. Попадаются все чаще незнакомые лица — то прибывающие на съезд большевики… О том, что работать с большевиками я не буду, у меня решено было давно… В кассе в этот день у меня оказались очень крупные суммы — свыше ста тысяч рублей. До выяснения положения на съезде решили взять по двадцать пять тысяч рублей. С деньгами и разошлись по домам… Утром ко мне позвонили и просили поехать в Смольный. Почти все были в сборе, когда ко мне уже в Смольном позвонили и сказали, чтобы все увозить, чтобы новые хозяева не могли знать, где и сколько у нас имеется денег… Тогда уже выяснились результаты Второго съезда. Кассир Т. наконец понял, что делается, спросил меня: «Все уносить?» Говорю «все», и он начал спешно выгребать все, что было в кассе… Выносили через кухню, где никакой охраны не было… Нервы натянуты до последней степени, руки трясутся, заходят в отдел господа положения… Пришел С. и обрадовал меня, сказав, что новый исполнительный комитет уже избран и сейчас решает судьбу финотдела. Я притворилась обрадованной, поблагодарила его, а сама вслед за его уходом спешно запечатала сургучом все пустые шкафы и сейфы, заперла их, а печати, штемпеля и ключи унесла с собой».

Документы «саботажной бухгалтерии» свидетельствуют также о финансировании капиталистами проводившейся меньшевиками контрреволюционной пропаганды. Именно на эти цели было выдано лично лидерам меньшевиков Мартову и Дану более ста тысяч рублей.

Такова в основных чертах картина финансирования саботажа, которая стала известна в результате чекистских операций по пресечению саботажных акций и ликвидации их центров.

Пожелтевшие от шестидесятилетней давности документы наглядно свидетельствуют, что саботаж не был стихийными выступлениями чиновничества. Он злонамеренно организовывался контрреволюцией путем антисоветской обработки и, более того, путем подкупа чиновничества.

На это капиталисты денег не жалели. Как свидетельствуют следственные материалы, не один миллион рублей отпустили в «саботажный фонд» банкиры, заводчики, фабриканты. Потому-то и были так щедры деятели саботажа, выдавая чиновникам не только единовременные «пособия», но и оплачивая жалованье даже за два месяца вперед, лишь бы они не работали, лишь бы сопротивлялись слому буржуазной государственной машины.

Известно, что Советская власть проявляла терпимость в отношении саботажничающего чиновничества. Так было и с арестованным Кондратьевым и другими. В наказание им зачли лишь пребывание под арестом в ходе следствия.

Владимир Ильич Ленин в отношении ликвидации саботажа писал в марте 1918 года: «Теперь мы саботаж сломили. «Красногвардейская» атака на капитал была успешна, была победоносна, ибо мы победили и военное сопротивление, и саботажническое сопротивление капитала…»^{3}

Немалый вклад в борьбу с саботажниками внесли первые советские чекисты.

II. ПАРОЛЬ — 13, ОТЗЫВ — 57

Июльским вечером 1918 года прохожие на Арсеньевской улице стали невольными свидетелями довольно странного происшествия. Двое неизвестных быстро нагнали шедших впереди мужчин и без всякой видимой причины набросились на них, пытаясь скрутить руки. Завязалась борьба, раздался выстрел. На помощь нападавшим подбежали еще двое. Один из оборонявшихся вырвался и кинулся бежать, за ним погнались…

Как всегда в подобных случаях, собрался народ. Начались расспросы, негодования. Молодой мужчина, которого крепко держали за руки, стал взывать к толпе:

— Люди добрые, что же вы смотрите! Эти бандиты хотели нас ограбить!

— Безобразие! — раздались возмущенные голоса. — Нарвская шпана совсем распоясалась!

— Это мы-то шпана? Беляка мы поймали, отъявленную контру. А вы говорите — шпана, — с достоинством ответил один из нападавших.

Происшествие на Арсеньевской улице было, разумеется, не случайным. Недели за две до него слесарь Путиловского завода Петр Васильков возвращался домой с работы. На Петергофском шоссе повстречался ему Николай Корольчук. Хотя и не были они друзьями, но, не видевшись долго, разговорились. Корольчук пожаловался на трудности городской жизни, сказал, что надумал было уехать в деревню, а на днях появилась другая, более интересная возможность. Предложили ему, оказывается, работу на весьма выгодных условиях. Заработок не менее тысячи рублей и на дорогу дают.

Василькова это заинтересовало. Но еще больше он заинтересовался, когда Корольчук сказал, что приглашают работать где-то на севере, не то в Мурманске, не то в Архангельске. «Как же это возможно? — думал Васильков. — Там ведь хозяйничают англичане, а в Питере набирают на работу туда?»

— Неплохо, правда? — спросил в конце разговора Корольчук. — Ты поехал бы?

— Да как сказать, — замялся Васильков, — деньги хорошие, подумать можно…