Чекисты

«В июле, вследствие попытки к забастовке рабочих Путиловского, Ижорского и других заводов, несколько сотен рабочих было арестовано ЧК, а шестьдесят человек расстреляно. Вдова одного из расстрелянных обошла все тюрьмы, чтобы найти своего мужа. В Василеостровской тюрьме ей удалось набрести на его след через несколько часов после расстрела. Она обратилась к комиссару тюрьмы с просьбой отдать ей тело мужа, чтобы похоронить его, на что комиссар, предварительно справившись в своем блокноте, ответил, что она опоздала и что труп ее мужа уже в Зоологическом саду. Вдова поспешила туда в сопровождении своей подруги, но в показанных там трупах мужа своего не опознала. Тогда ее повели к клеткам со львами, которым только что принесли два трупа на съедение. В одном из них она узнала своего мужа. Труп был наполовину растерзан. Вдова не вынесла этого зрелища и сошла с ума. После нее осталось пятеро детей».

Не правда ли, загнуто лихо?

Ну разве можно было не наградить орденом Британской империи такого вот «очевидца»? Тем более в конце 1919 года, когда скрежещущие зубами английские консерваторы подсчитывали убытки от провалившейся интервенции в России.

Вот так и вышло, что шпион дожил до пенсии, прослыв у себя на родине за незаменимого «специалиста» по русским делам.

Николай Бахтюков ПОДВИГ НИКОЛАЯ МИШИНА

…В здании на Литейном проспекте, где находится управление Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР по Ленинградской области, есть просторное и светлое помещение без номера на дверях. В нем никто не работает, здесь не звонят телефоны, не услышишь обычных служебных разговоров. А когда люди заходят сюда, то обычно говорят вполголоса. Это — комната боевой славы.

Здесь, в торжественной и строгой тишине, покоится Памятная книга. «Никто не забыт…» — читаем мы на ее обложке. Она, как и все книги в мире, нема. Но так и кажется, что в ней все звучит — каждая страница, каждая запись. Ибо речь в этой книге идет о чекистах, отдавших свои жизни в схватке с врагами Родины. Они погибли в открытом бою и во вражеских застенках.

Им, этим мужественным людям (а в Памятной книге более 200 имен), посвятил свои стихи известный советский поэт, в прошлом чекист — Александр Прокофьев:

Путь небывалый, кремнистый
Отдан дням грозовым.
Вечная память чекистам!
Их подвиг — пример живым.

Читая список, можно увидеть немало знакомых фамилий. Об этих людях написаны книги, их подвиги запечатлены в кино. А вот имя Николая Микулина нам мало о чем говорит. Между тем на мемориальной доске, установленной в том же здании, только тремя этажами ниже, можно снова увидеть знакомое имя, знакомую фамилию — Николай Микулин. Здесь он назван вторым — сразу после Урицкого, председателя Петроградской ЧК, сраженного вражеской пулей.

И еще. Если вам доведется побывать на Витебском вокзале, то вы не сможете не обратить внимания на мемориальную доску, увековечившую память девяти сотрудников ЧК и ГПУ бывшей Северо-Западной дороги, расстрелянных белогвардейцами, погибших в схватках с бандитами. Этот список возглавляет тот же Николай Микулин.

Так кто же он такой, Николай Микулин? Чем и когда обессмертил свое имя?

У раскрытого окна стоит молодой человек. Ему всего двадцать два, но выглядит он гораздо старше. Глаза у него глубоко запавшие, на лице следы бессонницы. С удовольствием он вдыхает прохладный осенний воздух, смотрит на хмурое небо, низко нависшее над крышами домов. Затем переводит взгляд на давно не крашенный забор, густо заклеенный плакатами. На самом большом и ярком — красноармеец с винтовкой. Красноармеец спрашивает в упор: «Что ты сделал для разгрома Юденича?»

— Да, не худо бы свернуть ему шею! — говорит молодой человек мечтательно. — Ко второй годовщине революции, славно бы получилось…

— О ком это ты? — подает голос другой, по виду лет сорока.

— Да о ком же еще, о Юдениче…

— Ты ему шею мечтаешь свернуть, а он на Питер целится. Заметил, кстати, как у нас в Гатчине чисто стало?

— Заметил. Что ж из того?

— Да ничего. Просто господа домовладельцы готовятся встречать своих освободителей…

— Вот гады! — взорвался молодой человек. — К стенке их, сволочей!

— Нет, Николай, стенкой вопроса не решишь. На фронтах надо побеждать. Тогда небось и домовладельцы притихнут…

Николай помолчал, потом с хрустом потянулся: — Эх, на Ящеру бы махнуть! Порыбачить денек, искупаться.

Товарищ его удивился:

— Купаться? В такую-то холодину? Хотя что же… В твои годы и я бы, наверно, полез…

— Искупаешься тут, как же! Выспаться и то не дают…

— Что ж ты, Коля, думал? В Чека тебя спать взяли? Вот покончим с беляками, тогда и отоспимся.

— Нет, тогда я учиться пойду. Опять будет некогда….

В дверь постучали. Вошел скуластый мотоциклист в кожаной куртке.

— Товарищу Микулину вызов из Петрограда… Николай взял протянутый ему конверт. Его срочно

вызывали на Гороховую.

В подъезде серого дома на Гороховой улице часовой внимательно проверил документы.

— Оружие при себе?