Чекисты

Про воровской притон в знаменитых Сименцах (Сименцами в дореволюционном Петербурге — Петрограде назывался район Можайской, Рузовской, Верейской и других близлежащих улиц, составляющих довольно обширный квадрат между Обводным каналом и Загородным проспектом. В изобилии насыщенный домами терпимости, притонами, игорными залами, чайными и воровскими «малинами», район этот издавна был облюбован уголовниками. Название свое он получил от расположенных поблизости казарм лейб-гвардии Семеновского полка), на Можайской улице, в доме № 38, вспомнили мы буквально в последнюю минуту, когда главные силы были уже распределены. Адрес этот считался второстепенным, хотя и проживала там проститутка Мицкевич, давняя сожительница Мишки Корявого. Рассуждали мы, казалось бы, логично: уж если сбор банды назначен на Лиговке, то с какой стати потащатся они в район Сименцов?

Между тем вышло все наоборот. Именно в Сименцах, на Можайской улице, нашел свой бесславный конец Ленька Пантелеев.

И еще случилось так, что, кроме Ванюшки Бусько, посылать на Можайскую было некого. До сих пор помню умоляющие его глаза: как же так, мол, все товарищи получили боевые задания, все умчались по адресам, а мне торчать на Гороховой без работы?

Однако начальник нашей группы категорически возразил против использования Бусько, считая его слишком уж молодым и неопытным. Знал бы тогда он, как развернутся события этой тревожной ночи, не стал бы, наверное, возражать. Но в том-то и штука, что жизнь иногда выкидывает довольно странные трюки. Рассчитываешь так, а получается иначе, видишь в своем сотруднике лишь зеленого юнца, а он, оказывается, вполне созревший и опытный работник, готовый выполнять самые трудные поручения.

Короче говоря, Бусько все же отправился на Можайскую. Дали мы ему двух красноармейцев, проинструктировали на тот случай, если и впрямь появятся бандиты, и отправили в Сименцы. В душе-то, конечно, считали, что подежурит парнишка и вернется ни с чем обратно.

Время тянулось медленно. Мы все страшно волновались. Волновался даже обычно сдержанный начальник группы. Ходит из угла в угол, виду старается не подавать, но чувствуется, что весь напряжен, весь — сплошное ожидание.

И вдруг в комнату к нам врывается комиссар Евгеньев (он в ту ночь был ответственным дежурным по Управлению). Кто-то ему только что позвонил, назвать себя не успел, а лишь взволнованно крикнул в телефонную трубку, что на Можайской улице стрельба, имеются убитые и раненые, надо срочно принимать меры.

Интересна все же мгновенная реакция на такого рода новости у разных людей. Начальник группы сорвался с тормозов, побледнел и, схватив телефонную трубку, начал звонить в резерв, поглядывая на меня с нескрываемой свирепостью. Пишущий эти строки, что называется, обмяк, не в силах произнести и слова, а в голове была лишь одна мысль, одна тревога: «Неужто наш Ванюшка погиб?»

Невозмутимее всех повел себя шофер нашей группы флегматичный латыш Янсон. Поднялся с табуретки возле печки, задумчиво покачал головой, вынул маузер, не спеша проверил его, и, ничего не сказав, направился вниз, к своей машине.

Спустя несколько минут мы уже мчались на Можайскую. Янсон выжимал из нашего «панар-левассора» все, что могла дать эта старенькая машина, доставшаяся чекистам в наследство от какого-то питерского буржуя. Шофер он был первоклассный, любил быструю езду.

Вот и Можайская. Нужный нам дом на углу Мало-царскосельского проспекта, у ворот его толпа людей. Бросив машину, мы с Янсоном взлетаем на третий этаж. В голове одна мысль: жив ли Бусько, что здесь случилось? Входная дверь приоткрыта. Распахнув ее ударом ноги, врываемся на кухню. В руках у нас оружие, готовы мы к самому худшему.

И первый, кого видим, это наш Ванюшка Бусько. Живой, невредимый, только чуть-чуть побледневший. Направо от входа, головой к окну, лежит в луже крови какой-то мужчина. Перекошенное его лицо окровавлено, на губах пузырится розовая пена. Одет он в белую заячью шапку с длинными свисающими наушниками, в тужурку с нагрудными карманами и меховым воротником и в щегольские хромовые сапоги. На полу рядом с ним валяются маузер и браунинг.

— А второй там, — говорит Ванюша Бусько и кивает головой на комнату.

Миновав прихожую, где красноармеец стережет собравшихся в воровской «хазе» гостей, входим во вторую комнату. На диване я вижу старого своего знакомца, с которым не раз сталкивался, когда работал на Петроградской стороне. Это Мишка Корявый, ближайший помощник и друг Леньки Пантелеева. Плечо у него прострелено, и он сидит на диване с низко опущенной головой. Рядом — с винтовкой на изготовку — красноармеец.

— На кухне кто? — быстро спрашиваю я Мишку Корявого.

— Не узнал, что ли? — говорит он, не отвечая на мой вопрос.

— Это Ленька?

— А то кто же, конечно, он, — говорит Мишка Корявый и, шмыгая носом, отворачивается.