Чекисты

Начальником группы был Игорь Авдзейко, всесторонне развитый, бывалый человек. Мы, молодые чекисты, многому у него учились, нам он казался стариком. Правда, мои товарищи Володя Морозов, Василий Якушев, Николай Сергеев, Григорий Пяткин, Иван Подушкин — считали, что и у меня есть кое-какой опыт: я «нюхал» порох еще на финской войне. Но много ли значил тот опыт работы в новых условиях?

Вскоре мы столкнулись с неожиданными обстоятельствами. Начальник валдайской опергруппы штаба партизанского движения Алексей Тужиков объявил, что ожидаемый полет в тыл врага пока отменяется. Вместо этого нас решено направить в село Заборовье для расследования некоего чрезвычайного и крайне неприятного дела: оказывается, вопреки указаниям штаба командование Второй партизанской бригады под натиском огромной карательной экспедиции немцев вывело свои подразделения в тыл. «Самовольство» это в условиях военного времени рассматривалось как недопустимое нарушение дисциплины. И вот нам, молодым чекистам, приказано разобраться во всех обстоятельствах. Тем более что командир Третьей бригады А. Герман сумел выйти из боев организованно и, применив новую тактику рейдирования, продолжает бороться с врагом. Отчего же командир Второй бригады Васильев и комиссар Орлов предпочли вывести своих людей в тыл?

В Заборовье мы узнали, в каких невероятно трудных условиях воевала Вторая бригада: немцы разгромили базы снабжения, загнали людей в болота; голодные, исхудавшие, плохо вооруженные партизаны отступали с тяжелыми боями, не успевая эвакуировать раненых.

И вот теперь эти оборванные, измученные люди вышли к своим. И все идут и идут отдельные группы— одни с оружием, другие без него. По дороге к ним примкнули отставшие из каких-то отрядов и бригад. Никто не знает их. Все устали, издерганы и вдобавок глубоко обижены начатой нами проверкой.

По поручению Авдзейко мы беседуем с командирами, политработниками, рядовыми бойцами. Отвечают нам с обидой, подчас с вызовом: «Что вы понимаете, тыловые крысы, сами-то в нашей шкуре не бывали!»

Все это надо выслушивать и в то же время делать свое дело тактично, спокойно, внимательно. Разговариваю с комиссаром Орловым. Он сердит на Авдзейко, раздражен, держится высокомерно. Нелегко говорить и с комбригом Васильевым: этот известный партизанский вожак, обаятельный, культурный человек, болезненно переживает обвинение в нарушении приказа.

Ни Васильев, ни Орлов, ни тем более в штабе партизанского движения не ждали, что мы, объективно разобравшись в деле, придем к выводу, оправдывающему командование Второй бригады. В той обстановке было принято единственно правильное решение: только так можно было сохранить бригаду. И мы честно доложили своему начальству: так, мол, и так, никакой «крамолы» не обнаружено. И начальство согласилось с нашими выводами. Впрочем, комиссар Орлов по-прежнему держался со мной холодно — не мог подавить в себе обиды.

Каково же было узнать, что волею обстоятельств мне придется бок о бок работать именно с этим человеком!

Неожиданно заболел Игорь Авдзейко, меня назначили начальником особого отдела Второй партизанской бригады, комиссаром которой и после переформирования был утвержден Орлов, а комбригом Васильев. Больше того, по новому распоряжению особый отдел уже не оставался в подчинении комиссара бригады, а, называясь оперативной группой, становился самостоятельным органом, имеющим свою радиосвязь с Центром. Это, понятно, добавило масла в огонь, — Орлов еще больше рассердился, хотя вместе с Васильевым дал согласие на мою кандидатуру. Долго еще потом он относился ко мне с оттенком превосходства, насмешливо называя «органы», пока работа не сдружила нас.

На первых порах приходилось частенько спорить. Когда я начал назначать чекистов в отряды, Орлов ворчал: «Ты хороших ребят не разбазаривай, они нам самим пригодятся». Мне же надо было подбирать людей, учитывая, с кем им суждено работать: если командир отряда горячая голова, чекиста к нему нужно рассудительного, спокойного. Пришлось отдавать наших ребят и в другие бригады. С удовлетворением вспоминаю теперь, что в большинстве случаев подбор работников, был сделан правильно, а за Григория Пяткина командир полка потом, при встрече в тылу у немцев, благодарил меня: «Ну и человека же ты дал мне прекрасного!»

Перед выходом к линии фронта Орлов сказал мне: «Слушай, «органы», наш комбриг очень болен, надо бы доложить в Валдай, что нельзя ему идти в немецкий тыл». Я уже успел привязаться душой к нашему комбригу. Будучи тяжело больным, он ни на минуту не прекращал работы по комплектованию отрядов, заботился о вооружении и обмундировании бойцов, внимательно разговаривал с каждым человеком.