Фадей критически посмотрел на меня, хмыкнул и вышел из кабинета. Понял, что мои мысли заняты другим.
А думал я о Великопольском. Чего я мучаюсь? Послать опергруппу и привезти его сюда. Арестовать. Это проще простого. Но как Летчик сказал – сердце слушай. А сердце мне вещало другое.
На часах почти десять вечера. Я задумался. И решился. Да гори все синим пламенем! Действовать надо, а не сопли жевать. Ввяжемся в драку, а там посмотрим.
Ну что же, вперед. С песней и под гром полковых барабанов… Или боевых там-тамов…
Глава 14
Я заколотил в хлипкую дверь старенького дощатого дома.
– Кто? – послышался сонный голос и зажегся свет. – Кому не спится?
– Посыльный, – просипел я. – С завода. Директор Алымов вас срочно вызывает. На конвейере авария.
Дверь тут же распахнулась.
Я шагнул за порог, обойдя хозяина, будто тот был предметом мебели.
– Ну что, гражданин Великопольский, поговорим? – спросил я, оглядывая немудреную обстановку домика.
– Вы вообще кто будете? – начал было хорохориться инженер. – И с кем-то меня путаете. Выйдете, пожалуйста, из дома.
– Константин Павлович, ну не извивайся, как очковая кобра у факира. Я тебя ни с кем не спутаю. Знаешь, на курсах НКВД меня психологи просветили, что, когда эмоции у человека зашкаливают, все лучше запоминается. А когда на расстрел ведут – чувства самые насыщенные. Так что перед моим расстрелом в станице ты мне так в память врезался. Глубоко. С болью. Да и другие наши встречи беспокойные были. Эмоции, брат, это тебе не корову за вымя дергать.
– Ну не расстреляли же, – Великопольский кивком пригласил присесть, и мы устроились на деревянных стульях вокруг круглого стола.
У кого там круглый стол с рыцарями был? У англичан, кажется, с их королем Артуром. Вот и мы, считай, рыцари. Один рыцарь революции. А второй чей? Белого движения? Эмиграции? Сейчас узнаем.
На столе стояли блюдечко с печеньем, ваза с полевыми цветами. А рядом графинчик с прозрачной жидкостью. Занавесочки, кружавчики, полочки со скульптурками – по-мещански уютненько, миленько. Мне чем-то дом Антонины напомнило. Который, кстати, недалеко отсюда – через две улицы.
Еще на столе лежала разделочная доска с осыпавшимися хлебными крошками. На ней – здоровенный кухонный нож.
Великопольский мельком бросил взгляд на нож. В умелых руках тот вполне мог послужить неплохим оружием. А что, пара молодецких взмахов – и проблема решена. Если, конечно, на улице не ждет сигнала взвод красноармейцев.
Хозяин дома усмехнулся. Взял нож. И вдруг, резко обернувшись, умело швырнул его в стенку. Тот вошел глубоко в дерево и аж задрожал.
– Ох, любишь ты фокусы и позерство, – хмыкнул я.
– Это чтобы ты не беспокоился. Резать я тебя не собираюсь… Ну так как, водочки за встречу?
– Не побрезгую.
Великопольский встал, подошел к буфету. Вытащил рюмки. Потом кусок сыра и нарезанную копченую колбасу:
– Ешь. Чекисты вечно голодные.
– Много чекистов встречал?
– Да тебя одного более чем достаточно…
Опрокинули мы по рюмке. Хорошая водка была. Качественная. Из закрытых распределителей. Инженерно-технический состав часто радуют подобными подарками.
– Расскажешь, с каким заданием к нам прибыл – по-свойски, как старому другу? Или дурачка валять будешь? – поинтересовался я.
– Да ни с каким! Как и встарь – инженер я. Производство обеспечиваю. И хорошо обеспечиваю. Не первый десяток лет.
– Ты вообще откуда взялся? И как Вепревым стал?
– Никуда и не девался. Посадил осенью двадцатого семью на последний пароход в Стамбул. А сам уже не втиснулся. Потом чудом не расстреляли твои товарищи. Бежал. Выправил документы – тогда это просто было. Фамилию созвучную взял, а с именем и заморачиваться не стал. И вот уже столько лет строю социализм.
– Ударник.
– Ну да. Тебе же начальник моего цеха Ломидзе наверняка сказал, что я ценный специалист. Он это всем говорит. Любит хвастаться ценными людьми. А я и правда ценный.
– Меня ты у него в кабинете узнал?
– Еще полгода назад узнал. Когда ты к директору приходил. Потом мне нашептали по секрету, что это не абы кто, а целый заместитель начальника УНКВД области. Растешь в чинах.
– Работаю на совесть.
– Совесть – это да. Моя вот чиста. И я перед тобой открыт весь.
– Эх, Константин Павлович, ну не ври мне. Я же все могу проверить. Каждое твое слово.
– Проверяй, если делать нечего. Или сразу к стенке. Теперь это быстро делается…
Я задумчиво посмотрел на графин и кивнул:
– Ну, чего тянешь?
Напряженное у меня какое-то состояние. Будто в клетке со львом пребываю, который пока урчит, но может и рыкнуть, и броситься. А ты вроде и вооружен, но решительности никакой нет.
Я поднял вновь наполненную рюмку:
– Знаешь, давай за Россию выпьем. Она у нас одна.
– Правильный тост, – кивнул Великопольский.
Голову слегка повело от выпитого. Но ясность мышления никуда не делась. Зато нервное напряжение немножко спало.