Чекисты

— Вас хорошо знают и чтут в Тюря-Курганской и Касан-Сайской волостях Наманганского уезда. Вас уважают и в Андижанском уезде. Мы предлагаем вам выехать в Тюря-Курган и оттуда руководить работой против Советской власти. Надо создать там тайные комитеты «Иттихад-вэ-тереке», организовать отряды гази и начать подготовку газавата против русских. Проверьте близких вам людей, отберите самых достойных, пошлите их к большевикам: пусть они проникнут в ревком, в совет, в милицию — всюду. Иргашу мы тоже поможем. Он свой человек. Его крепко обидели большевики, поэтому он будет мстить им. У него под рукой пятьсот джигитов. От нас он получил двести винтовок. Мы еще дадим ему оружие. Чем больше людей мы привлечем на свою сторону, тем скорее наступит конец проклятой власти большевиков.

Тюря в ответ закивал, точно автомат. Улыбка восхищения от слов ишана разлилась по его лицу и делалась с каждой секундой все шире. Он громко сказал:

— Светлейший хазрат! Вы открыли нам глаза и указали светлый путь избавления от большевиков. Следуя вашему учению, мы всколыхнем мусульманский океан, и он захлестнет Советскую власть и всех кафиров, проклятых аллахом!

Тайное заседание духовных и финансовых магнатов Коканда и всей Ферганской долины закончилось перед рассветом.

Нищенка

Стоял теплый весенний день, близилось лето. По кривым, пыльным улицам кишлака Султанбаяз шли и ехали на базар дехкане. Под густой листвой карагача, напротив дома бая Атаджана, сидела на разостланном халате нищенка. Рядом лежала грязная старая тюбетейка, в ней — несколько мелких монет, медных и серебряных царской чеканки, да куски сухой ячменной лепешки. Никто из редких прохожих не задавался вопросом, почему на этом, обычно безлюдном, месте появилась старуха-нищенка. Сидела она здесь третий день, вполуоборот к дому Атаджана, и очень мало интересовалась дорогой на базар.

Проезжавший мимо на белом ослике дехканин вынул из-за пазухи халата лепешку и, не останавливаясь, ловко бросил ее на разостланный халат. Нищенка подхватила лепешку, забормотала слова молитвы. И вдруг точно поперхнулась: внимательный глаз, проглядывающий сквозь драную сетку чачвана, вонзился в ворота дома Атаджана...

Тяжелые ворота растворились. На улицу выехал на прекрасном вороном коне хозяин дома, за ним — пятеро вооруженных джигитов. Нищенка осталась недвижима, даже пальцы рук не шевельнулись до того мига, пока Атаджан с джигитами не скрылся за поворотом дороги. Старуха резко вскочила на ноги и тут же, словно спохватившись, сгорбилась, опираясь на палку, засеменила к дому бая.

Открыв калитку, она вошла во двор, направилась к внутренней стене, за которой скрывалась ичкари. Подойдя к женской комнате, старуха, не поднимая чачвана, решительно, без стука открыла дверь. Переступила порог. В комнате находилась младшая жена Атаджана Халима, она стояла около зеркала и внимательно себя разглядывала.

— Кто?

Ответа не последовало. Халима повернулась... и, чтобы не закричать, вынуждена была зажать рот руками. Перед ней стоял красивый юноша с револьвером, нацеленным прямо ей в лицо.

— Где Офтоб, говорите немедленно?

У Халимы от испуга подкосились ноги, она присела, запричитав. Юноша опустился рядом, и уже не гнев, а смущение были на его лице. Когда же он заговорил, голос его дрожал от волнения.

— Не бойтесь меня, я жених Офтоб, похищенной Атаджаном. Умоляю вас, скажите, где она?

Несколько секунд прошло, а Халима успела превратиться из испуганного ягненка в заинтригованную кокетку. Она смотрела на юношу с томным удивлением, с любопытством, смешанным с восхищением.

— Вы же рискуете жизнью!

— Знаю, знаю, апа-джан, — умоляюще проговорил юноша и еще ближе придвинулся к Халиме. Она вздрогнула, но не отодвинулась, наоборот, развела пальцы своих рук так, что Шарипджан мог хорошо разглядеть ее прелестное лицо и длинные, лукавые, волнующие глаза.

— Вы действительно любите Офтоб?

— О, если бы вы знали, апа-джан, как я люблю эту девушку! — При этих словах слезы навернулись на глазах Шарипджана. — Ради ее спасения я готов отдать свою жизнь.

Халима вспыхнула: «Мог ли Атаджан пожертвовать жизнью ради нее? Никогда! Он похитил зеленую девчонку и пытался уверить всех, что сходит с ума от любви.

Но Халима была уверена, что Атаджан любит ее, только ее. И если теперь сказать этому юноше, куда запрятали Офтоб, а он пойдет и освободит ее, увезет с собой, то Атаджан останется только с ней, с Халимой. И будет ласков, как прежде».

— Вы настоящий джигит, но мне не верится, что есть такие мужчины, которые могут рисковать жизнью ради любви.

— Умоляю вас, не терзайте мое и без того изболевшееся сердце. Скажите, вы видели Офтоб?

— Видела!

— Значит, она жива! — воскликнул Шарипджан и, забывшись, положил наган на пол, рядом с собой. — Ради аллаха, расскажите, что с ней, где она?

Халима отняла руки от лица и смело посмотрела на юношу.

— Я расскажу вам, но поклянитесь, что ни одно слово не дойдет до Атаджана. И еще — как только я закончу, вы должны уйти из ичкари.

— Клянусь кораном, памятью моей покойной матери и прахом отца!