Чекисты. Книга первая

Едва он ступил за порог, как чьи-то руки, обхватив сзади, зажали ему рот, подняли, понесли… И вскоре, связанный по рукам и по ногам, с кляпом во рту, он извивался в кустах, толкая ботинками еще не пришедшего в себя Резничука.

К одному из окон чекисты подтащили пулемет.

— Приступаем! — скомандовал Немцов. — Давай, Михалев!..

Держа за пазухой “лимонку”, Алексей снова вошел в комнату и сказал замолчавшему при его появлении Кулешову:

— Готово!

Кулешов слегка наклонил голову и обернулся к атаманам.

— Вот, в сущности, и все, — проговорил он. — Общая картина вам ясна, остальное поймете после. Время у вас еще будет… А теперь, Панове атаманы, предлагаю без шума поднять руки: вы арестованы, дом оцеплен!..

Первым вскочил Гулий, огромного роста, по-медвежьи сутулый мужик в армяке. Опрокидывая стул, он прыгнул к стене, ладонь его слепо шарила на поясе, по привычке нащупывая там револьвер, потом скользнула книзу, в карман.

— Руки! — крикнул Алексей, поднимая гранату, и пяткой распахнул дверь в сени.

Напротив Гулия зазвенело стекло, упала сорванная кем-то тяжелая портьера, и в окно просунулось остроносое рыльце “Максима”. Посыпались стекла и в других окнах флигелька. Всюду были чекисты. В комнату с браунингом в руке вошел Немцов.

— Именем революции, — сказал он, — вы арестованы. Я председатель Одесской губернской чрезвычайной комиссии Немцов…

Не было сделано ни одного выстрела…

Зато вблизи Нерубайского пальбы было достаточно.

В семь часов вечера Дяглов вывел из катакомб около четырех сотен вооруженных бандитов. Шли они весело. Большинству из них вылазка казалась почти безопасной прогулкой, скрасившей беспросветную, вконец осточертевшую жизнь в катакомбах.

У самой околицы Нерубайского из придорожных кустов неожиданно вышел человек в красноармейской форме. Он встал посреди дороги и поднял руку.

И так неожиданно было его появление, что банда остановилась в недоумении.

— Кто такой? — крикнул Дяглов. — Что надо?

— Слушать меня внимательно! — приказал этот человек, не находя нужным даже особенно повышать голос. — Район окружен Красной Армией. Я, военком полка пятьдесят первой Перекопской дивизии, приказываю вам сложить оружие и сдаться! Только это и оставляет вам надежду сохранить жизнь — безоговорочная немедленная сдача!..

Резко, точно раскрошилось что-то, хрустнул голос Дяглова:

— Впере-од!..

И, будто освободившись от наваждения, бандиты ринулись на комиссара.

Военком плашмя упал на землю. Падая, крикнул:

— Огонь!

Из палисадников, из канав, из-за заборов, с дистанции в пятьдесят шагов, прямо в лоб банде ударил слитный винтовочный залп. За ним сразу второй и третий…

Первыми были убиты шедшие во главе колонны Дяглов и “начальник штаба” поручик Вокульский: красноармейцы выцеливали их особенно тщательно. И все сразу решилось…

Потеряв командование, бандиты в несколько минут превратились в дикую, обезумевшую, бестолково мечущуюся толпу. Даже не помышляя о сопротивлении, они сразу повернули вспять. Но сзади, отрезая дорогу к каменоломне, уже хлестали жестким фланкирующим огнем красноармейские пулеметы. Бандиты бросились в единственном направлении, оставленном им красноармейцами, — в открытую степь. И тогда из-за села выметнулась конная засада.

Все было кончено еще до того, как на растревоженную степь опустилась ночь. Белогвардейской заразы больше не существовало в Нерубайских катакомбах.

В этом бою и погиб отважный комсомолец Александр Грошев, веселый харьковский друг Галины Литвиненко. В перестрелке он был убит…

Бендерская авантюра

На похоронах Инокентьева Алексей увидел наконец Пашку Синесвитенко. Мальчонка шел за гробом, рябенький, осунувшийся, с прилизанными вихрами, одетый в чистую сатиновую косоворотку. Жены Инокентьева, Веры Фоминичны, не было: ослабла сердцем.

Простой, обитый кумачом гроб чекисты на руках пронесли через весь город.

Шли за гробом комсомольцы с винтовками, шли рабочие с завода, шли железнодорожники — бывшие товарищи Инокентьева по работе. Плотной группой держались чекисты. На древках знамен трепетали черные мотыльки траурных бантов, и люди приноравливали шаги к мерным звукам прощального марша, наполнявшего улицы торжественной скорбью:

“Вы жертвою пали в борьбе роковой…”

Скупые, суровые речи были сказаны над раскрытой могилой, и чуть в стороне от богатых мраморных памятников старого Преображенского кладбища вырос свежий холм и утонул под зеленой волной венков, с которой струйками стекали алые ленты: “…Верному сыну партии”.

Алексей обождал Пашку у кладбищенских ворот. Мальчонка прошел мимо него, не узнавая. Был он какой-то тихий, пришибленный, глаза красные. И горячая пронзительная жалость к этому маленькому горюну, потерявшему за короткий срок двух близких людей, обожгла Алексея.

— Пашка!..

Пашка обернулся, посмотрел на окликнувшего его высокого чекиста. На лице у него, сменяя друг друга, промелькнули удивление, недоверие, радость. Он шагнул навстречу, спросил неуверенно:

— Дядь Леша?..