Чекисты. Книга вторая

Борис соскочил с табуретки и, не одеваясь, выскочил на Улицу.

С улицы доносились крики, громкий собачий лай. В сенях что-то загремело, и в комнату следом за Борисом, который весь уже был обсыпан снегом, ввалился объемистый саквояж, а за саквояжем — два человека. Первый из них на ходу стаскивал через голову меховую рубашку.

— Те же и Вартан Акопов, тигр чукотских недр, — весело пояснил Борис.

— Борька! Ты?

Друзья обнялись. Потом Борис обнялся и со вторым, который успел уже сбить наледь с сапог и улыбался так, что глаза его превратились в щелки.

— Калигранский культпросветработник Ренвиль, — отрекомендовал его Борис. — Говори скорей, как дела в школе?

— На месте школа, Борис Николаевич. Вас ждет. Топливо подвезли.

— Подвезли? Дивно. Разоблачайся. Ну, Столяров, значит, нам сегодня развлечение. Ренвиль кинокартину привез, завтра вместе с ним в Калигран поедем… А с тебя, Вартан, магарыч: домой отправляешься!

Акопов ухватил обеими руками свою густую черную бороду и потянул горбатым носом.

— Слышу запах, — сообщил он.

В дверях появилась фигура слепого хозяина. Он нес большую кастрюлю.

— Ваше любимое блюдо, Борис Николаевич. — Губы у Томба растянулись в улыбке.

— Неужели нерпочка?

— Молодая, — сказал хозяин, осторожно ставя кастрюлю на стол.

Борис и Ренвиль как по команде вынули ножи.

— Прошу немного подождать, иначе встреча будет сухая. — Акопов запустил руку в саквояж и прищурил глаз. — Пожалуйста, угадай… Чем буду угощать?

— Спиртом.

— Спирт пускай белый медведь пьет.

— Коньяком.

— Не умеешь угадывать.

Акопов извлек из саквояжа большую темную бутылку без этикетки, потряс ею в вытянутой руке и щелкнул языком:

— Настоящий выдержанный “Воскеваз”. По-старому — “Кизил-Тамур”. Прислали ереванские родичи. Присаживайся, папаша Томб. Гырголь, что стоишь?

Гырголь отказался от рюмки, сел и вынул из-за пояса нож. Левой рукой он достал из кастрюли большой кусок мяса, захватил краешек зубами, ловко подрезал его снизу ножом у самых губ и проглотил, почти не пережевывая. Столяров с интересом смотрел, как быстро исчезает огромный кусок мяса. Борис расхохотался:

— Что, зоотехник? Поучительное зрелище? Допивайте бокал и следуйте его примеру, а то ничего не останется.

Столяров взял вилку, выбрал из кастрюльки кусочек, попробовал его зубами, отложил в сторону и потянулся к своему рюкзаку. Борис прыснул:

— Предпочитаете консервы, Петр Петрович? Ничего, это скоро пройдет. Через полгода вас от нерпы за уши не оттянешь, на консервы не захотите и смотреть.

Вскоре стало шумно. Акопов наседал на Бориса, требуя ответа:

— Ну, Боря, ты скажи, ты учитель: вот почему все чукчи хорошо рисуют? А? Мне один охотник такую, так-кую карту вычертил… — Акопов восторженно щелкнул пальцами.

— Ну, не все, но… Больше соприкасаются с природой. Зрительная память, — туманно пояснил Борис.

Когда разговор зашел о долгих поездках по чукотским хребтам, Столяров оживился, стал расспрашивать геолога о подробностях путешествия.

— Профессия у вас хорошая, — веско заключил он. — А мне придется учить чукчей правильному выпасу оленей и уходу за ездовыми собаками.

— Очень завидная работа, — с жаром отозвался Акопов. — У нас — с камнем, у вас — с людьми.

Слепой хозяин медленными глотками допил вино и потом как-то сразу обвис за столом, подперев голову рукой.

Ренвиль взглянул на часы и поднялся:

— Пойду. Пора налаживать передвижку. Картина “Пирогов”. Приходите.

— Обязательно придем, дорогой, — откликнулся Акопов. — Не видал еще “Пирогова”. А ты, Борис?

— Да из нас, наверное, один Столяров видел ее. Он только-только с Большой земли.

— Хорошая картина, — подтвердил Столяров. — Посмотрел бы еще раз, да устал с дороги. Хочу отдохнуть.

— Кстати, здесь место только для двоих — Борису и Столярову, — сказал Акопов. — Где мне лучше переночевать, папаша Томб?

— В сельсовете диван. Там тепло.

— Сельсовет? Отлично, — решил Акопов. — Пойдем, Боря. Помоги саквояж нести, и пойдем кино смотреть.

Уже одевшийся Ренвиль взглянул на Гырголя.

— А я в твоей комнатке буду ночевать, можно? — спросил он.

— Зачем спрашиваешь, Ренвиль? — укоризненно откликнулся Томб. — Конечно, переночуешь. Гарри, проводи гостей к председателю.

И все, кроме Томба и Столярова, вышли на улицу.

Сеанс длился часа три. После этого Ренвиль выдавал колхозникам книги, Борис с Акоповым гуляли по берегу замерзшего моря. Проводив Акопова, Борис вернулся на свою квартиру. Была поздняя ночь. Столяров укладывался в кровать.

— Я думал, вы уже спите, Петр Петрович. Ну, ложитесь, ложитесь, мне нужно еще поработать.

Борис вынул из чемодана книги, тетради, подкрутил лампу и принялся готовиться к урокам.

Когда на часах было без четверти шесть, Борис удовлетворенно потянулся, зевнул, быстро разделся, юркнул под одеяло и повернулся к стене, оклеенной газетами. Прямо на него с пожелтевших “Известий” смотрела балерина Уланова, тускло освещенная мигающей лампой.

— За два часа прекрасно высплюсь, — подмигнул Борис балерине и потушил лампу. — А в восемь поедем в Калигран, — пробормотал он, засыпая.

Но выспаться ему не удалось.

— Колосов! Борис Николаевич!

— Что такое? — не сразу понял Борис.