Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Во время одной из встреч И.В. Сталин спросил у Н.И. Ежова, на׳ основании каких материалов арестован Булах, бывший начальник УНКВД Орджоникидзевского края. И здесь, возможно, приоткрывается завеса над такой важной проблемой, как информирование Ежовым членов Политбюро о ходе массовых операций. Он заявил Сталину, что Булах арестован по показаниям бывшего начальника УНКВД Ростовской области Я.А. Дейча, обвинявшего Булаха в том, что он являлся немецким шпионом. Однако, приехав в наркомат внутренних дел, Ежов немедленно вызвал начальника секретариата И.И. Шапиро и дал ему задание допросить Дейча и добиться от него показаний на Булаха как на немецкого агента[75]. Указание Ежова было выполнено. Булах признался, ято в состав участников заговора он был завербован Дейчем, который также рассказал ему о связях Г.Г. Ягоды с фашистскими кругами Германии[76]. Таким образом, Ежов старался не допустить распространения информации о «перегибах» в деятельности oneративного состава. Руководящие работники наркомата давали также показания о том, что получали от Ежова задания просматривать подозрительные письма, адресованные Сталину.

Но на январском 1938 г. совещании Ежов приободрил начальников управлений для усиления репрессий в ходе проведения массовых операций. Для этого он избрал верную тактику, отметив постоянное внимание Сталина и других членов Политбюро к деятельности НКВД. «Директивы я получаю и согласовываю с Центральным Комитетом, — отмечал Ежов. — А тов. Сталин нами руководит, знаете, вот так, что если бы наши отделы, или нарком ваш сумели так поставить дело, как тов. Сталин, тогда бы было действительное конкретное руководство». Далее Ежов подчеркнул, что все шифротелеграммы, которые не относятся к технике работы органов госбезопасности, он направляет в ЦК. В качестве примеров нарком зачитал резолюции Сталина на телеграмме Д.М. Дмитриева о ходе следствия по немецкой операции, на сообщениях руководителей НКВД, в том числе начальника УНКВД Оренбургской области А.И. Успенского, будущего наркома НКВД Украины. В своем спецсообщении тот докладывал о раскрытом им заговоре «польских шпионов и диверсантов», входивших в мифическую Польскую военную организацию. Ежов уточнил, что получал от Сталина указания вплоть до того, как вести следствие, и по конкретным фактам из протоколов допросов: «Вот этому сталинскому стилю конкретного руководства нам еще надо учиться и учиться, если мы хотим стать подлинным оперативным чекистским аппаратом»[77]. Тревожным сигналом для начальников УНКВД прозвучали в речах Фриновского и Ежова на январском совещании 1938 г. установки на необходимость дальнейшего очищения рядов НКВД от «предателей, скользких, малонадежных элементов». Заместитель наркома отмечал: «у нас есть области, где аппарат УГБ еще совсем не затронут». В заключение своего выступления он рекомендовал: «…Мы должны еще раз просмотреть как следует свои аппараты, очиститься от элементов, которым мы не доверяем, элементов не способных, которые на завтра в лучшем случае окажутся грузом, а в худшем случае в любой момент нас продадут»[78]. Ежов же отметил необходимость арестов предателей в чекистской среде, поставил задачу «приглядеться к самому человеку, достоин ли он быть чекистом, не подорвет ли он авторитета этого великого имени чекиста. Нам надо к мелочам приглядываться». Как и в других советских ведомствах, Ежов не доверял сотрудникам аппарата из «чуждых людей», то есть упомянул категорию «бывшие». Он рекомендовал не обращать внимания на их прошлые заслуги[79].

Атмосферу, царившую на совещании, передал нарком НКВД Белоруссии Б.Д. Берман. Когда Ежов поставил вопрос о деятельности троек, то все начальники НКВД, за исключением одного, выступили за продление их действия. Далее он призвал бороться с вельможами, которые не понимают важности возложенной на органы госбезопасности задач борьбы с контрреволюцией и шпионами. При этом он отметил, что ошибки неизбежны, но не надо смущаться, а необходимо смело продолжать операции[80].