Однако долгое время исследователям были не доступны личные дела сотрудников органов госбезопасности. Это некоторым образом способствовало созданию мифа о значительном объеме информации, которая якобы в них хранится. Изучение некоторого количества дел показало стандартность их наполнения. Каждое из них включало ряд обязательных документов. Прежде всего, это анкета специального назначения, насчитывающая около 100 разных вопросов. Помимо традиционных биографических данных требовалось предоставить сведения о местонахождении до и после «октябрьской революции», «во время гражданской войны», о принадлежности к оппозиционным партиям, движениям, наличии компрометирующих материалов на близких родственников. Таким же образом необходимо было осветить жизненный и трудовой путь родителей, жены или мужа, братьев и сестер. Все изложенные в анкете сведения подробно проверялись кадровыми отделами органов ВУЧК-ГПУ-НКВД. Причем начиная с 1930-х гг. эти проверки приобретали все более жесткие формы.
К числу обязательных документов в личном деле относится послужной список, отражавший кадровые перемещения должностного лица в системе спецслужб. Также указывался внутренний нормативный акт (приказ, распоряжение), согласно которому шло перемещение по служебной лестнице. В послужном списке приведены материалы о поощрении кадровых работников органов государственной безопасности (награждение почетной грамотой или именным оружием, «отметить в приказе», материальное поощрение, вручение ценного подарка и т. д.).
Дело работника НКВД в значительной степени комплектовалось за счет различных характеристик и аттестаций, которые проводились в ходе проверок, перемещении с должности на должность, награждении правительственными и ведомственными наградами.
Анализируя материалы аттестации сотрудников ВУЧК-ГПУ-НКВД, можно заметить следующую характерную черту: если в 1920-х — начале 1930-х гг. они отражали конкретные личные и служебные качества аттестуемого, то во второй половине 1930-х гг. — вследствие усилившейся формализированности — эти документы уже не позволяли в полном объеме представить деятельность работника НКВД. Некоторые негативные выводы аттестационных комиссий прошлых лет не влияли на занятие ответственных должностей в «ягодовский», «ежовский» или «бериевский» периоды руководства НКВД. Это косвенно свидетельствует о формировании и функционировании определенных группировок / кланов, которые действовали в системе «патронклиентских» отношений в органах госбезопасности.
Личные дела обладают несомненной ценностью для выяснения имен конкретных исполнителей, режиссеров и постановщиков печально известных политических и идеологических кампаний 1920-1930-х гг.
Малоизвестным источником, который был использован в нашем исследовании, стали материалы расследования служебной деятельности и преступлений сотрудников органов государственной безопасности. Расследования проводились сотрудниками особой инспекции отдела кадров и должны были установить реальную вину работника в совершенном преступлении, определить его тяжесть и предложить меру наказания — возбуждение уголовного дела или наказание по служебной линии (выговор, несколько суток ареста, понижение в должности, звании и т. д.).
В деле обязательно находилась жалоба (рапорт), на основании которой проводилось служебное расследование. Его проведение санкционировалось высшим руководством НКВД СРСР или УССР. Сотрудники особой инспекции допрашивали заинтересованных лиц, собирали объяснительные записки, рапорты чекистов, причастных к собьггиям. Часто сотрудников даже не вызывали для личных объяснений, ограничивались направлением списка вопросов на место службы. При необходимости направлялись просьбы уточнить некоторые моменты, указанные в рапорте или объяснительной записке.
После сбора всей информации выводы по материалам служебного расследования предоставлялись руководству НКВД УССР — КГБ при СМ УССР для утверждения. Завизированный экземпляр направлялся в НКВД СССР — КГБ при СМ СССР. Одна из копий подшивалась в личное дело сотрудника. Сами материалы расследования не были составной частью личного дела сотрудника, но иногда они в нем сохранялись.
Ныне хорошо известно о начале и механизмах массовых репрессивных операций в 1937 г. В ходе их осуществления к началу 1938 г. на Украине арестовали 159573 человека[1441]
. Но руководство СССР было недовольно масштабами репрессий в регионах. По мнению наркома внутренних дел СССР Н. Ежова, недостаточно активно проявил себя в разоблачении «врагов народа» нарком внутренних дел УССР И. Леплевский. Для нового витка репрессий нужны были новые люди. Замену Леплевскому Ежов видел в лице 35-летнего начальника УНКВД по Оренбургской области А. Успенского, отличавшегося большим усердием в проведении репрессий.