Чекисты рассказывают...

— Зачем петлять?.. Пошли напрямик! — крикнул кто-то из ребят.

— Ты что? По такой дороге прямо пойдешь — семь верст пройдешь, а в обход — одна верста, — возразил Щербаков.

Идти все же пришлось напрямик, по воде, чтобы выиграть время. Да и путь этот был безопасней — вода не сохраняет следов.

Вздохнули с облегчением, когда под ногами почувствовали твердую землю. Прилегли в молодом сосняке. Двое поползли в разведку. Вскоре возвратились. Доложили, что подходы к железной дороге и здесь открыты. Разведчики хорошо видели вражеских патрульных на высокой железнодорожной насыпи.

Решили переждать, надеясь, что во второй половине ночи похолодает, облачность увеличится и сгустит темноту. А может, туман скроет их от зорких глаз врагов.

Договорились о порядке следования и прилегли отдохнуть перед броском. Кто-то сразу уснул, и его свистящий храп разбудил вечернюю тишину.

— Кто это? — строгим шепотом спросил Галушкин, отбрасывая плащ-палатку.

— Известно кто. Эй, гражданин, приехали! — сказал Щербаков и бесцеремонно пнул Андреева в спину.

— Что? А? — подскочил тот.

Галушкин подполз к Андрееву:

— Может, тебе еще подушку дать?

Андреев лежал рядом с носилками, укрыв раненого своей плащ-палаткой. Он был мокрый от росы и дрожал, но холод не помешал ему крепко уснуть.

— Лаврентьич, ты его на бочок переверни, — посоветовал Правдин. — Моя бабушка так всегда с дедушкой поступала, когда он во сне храпеть начинал.

Ребята прыснули, ткнулись головами в плащ-палатки.

— Тихо, вы! — оборвал их Галушкин.

А вокруг звонко заливались какие-то птицы, словно старались перекричать друг друга. Но партизанам было не до них. Они чутко прислушивались к звукам на железной дороге, зорко всматривались в ночь. Неожиданный гудок паровоза заставил их вздрогнуть. От насыпи послышались трели свистков. Задрожала земля. Из-за поворота дороги выскочил паровоз. Луч от его фонаря, похожего на огромный прищуренный кошачий глаз, ударил партизанам в лицо. Они ткнулись носами в землю. Через секунду луч изменил направление, и их снова окутала сырая темнота. Бросая из трубы пучки ярких искр, с грохотом пронесся поезд. Сразу за тендером, в середине поезда и в хвосте были открытые платформы. На них виднелись зенитные пулеметы, обложенные мешками.

— Ишь, сволочи! С охраной путешествуют!

— Эх, ребята, вот такой бы подвалить!

— А потом бросай носилки и в разные стороны, по кустам, как зайцы, да? — отозвался Маркин.

Время шло медленно. Птицы смолкли. К двенадцати часам ночи заметно похолодало, стало темнее. Из-за насыпи железной дороги, где проходило шоссе, слышался шум моторов. Прошло еще по два поезда в ту и в другую сторону.

— Ну, ребята, кажется, время. Приготовиться! — приказал Галушкин.

Партизаны зашевелились. Маркину, Правдину и Щербакову Галушкин приказал прикрывать переход. Он предупредил ребят, чтобы огонь открыли только после перехода дороги, а если перейти не удастся, то отходить молча.

Беззвучными призраками ползли партизаны в дымке редкого тумана. Кончились ряды молодой лесопосадки. Путь преградила широкая канава, полная воды. Перешли, ее, погрузившись в воду до пояса. Вода была теплее сырого воздуха. Дальше лежала открытая полоса отчуждения шириной метров пятьдесят. Плотнее прильнули к земле, поползли. Носилки с раненым медленно передвигали по шуршащей траве. Николай, не в силах сдержаться, тихо стонал. Он лежал на животе и старался руками опираться о землю, чтобы уменьшить вес носилок. Партизаны не отрывали глаз от высокой насыпи, на которой каждую секунду могли появиться вражеские патрули. Вокруг было тихо. Только над головой шелестели крылья. Это пернатые ночные хищники вертелись вокруг партизан, видимо, заметив что-то для них любопытное.

Ребятам казалось, что железную дорогу они перейдут благополучно. Ведь осталось лишь перевалить через высокую насыпь, а там — ищи ветра в поле. Но что это? Слева послышался шорох. Потом звук скатившегося с насыпи камня. Похоже было, что кто-то спускался с насыпи или вползал на нее. Партизаны замерли, напрягли слух и зрение. И тут их оглушила трескучая автоматная очередь. Затрещали отдельные выстрелы. Эхо покатилось над лесом.

— Замри!

Вжались в землю, словно хотели слиться с ней. На насыпи замелькали темные фигуры. И вдруг стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. Стала слышна чужая отрывистая речь. Слух полоснул отчаянный вопль. Лучи электрофонарей зашарили по насыпи. Стоны, громкие женские рыдания, крик о помощи послышались ближе.

— Отползай! — приказал Галушкин.

Когда собрались в молодом ельнике, достаточно далеко от железной дороги, увидели, что с ними нет проводника. Где он? Что с ним? Проводника могли убить или ранить. Ребята забеспокоились. Маркин и Головенков поползли к насыпи, но проводника не нашли. А он должен был проводить группу Галушкина до этой железной дороги, подождать, пока они пересекут ее, и только тогда возвратиться в отряд.

— Может, струсил и убежал? — спросил Галушкин.

Ребята молчали.

— Чего молчите? — спросил Галушкин.

— Если он попал к фрицам, — заговорил Маркин, — то нам надо отсюда смываться и побыстрее.