Диана пробежала два квартала вниз, к набережной Нила, и оглянулась. Убедившись, что никто не идет за ней следом, она торопливо завернула за угол. Здесь, в маленьком, пустом в этот поздний час скверике ее ждал человек в европейском платье. Их разговор длился всего несколько минут, после чего девушка вернулась в кабаре.
Утром Канарис получил донесение из Каира о том, что на Кипре формируется воинское подразделение, предназначенное для сопровождения британского премьер-министра в Иран.
Правда, Канарис не мог знать, что это подразделение никуда дальше Кипра не отправится, потому что Сталин отклонил идею Черчилля направить в Тегеран две бригады — английскую и советскую — для охраны конференции. По мнению Сталина, это лишь привлекло бы к иранской столице излишнее внимание. Верховный Главнокомандующий Красной Армией полагал, что для обеспечения безопасности хватит обычных сил контрразведок.
Но хотя английская бригада так никогда и не попала в Персию, абвер теперь точно знал о месте и дате предстоящей встречи Большой Тройки. И если у Канариса в этом отношении еще сохранялись какие-либо сомнения, то в ближайшие дни они были развеяны полностью. В частности, помогло этому и письмо от старой приятельницы — мадам Чан Кай-ши, выудившей у офицеров, близких к Рузвельту, довольно интересные сведения, относившиеся к конференции. Мадам не могла простить Большой Тройке, что ее мужа — генералиссимуса Чан Кай-ши не пригласили в Тегеран. Легли в дело и витиеватые, многословные сообщения придворных из свиты марокканского султана. Многие из них были давно завербованы абвером. В отношениях с ними было лишь одно неудобство — они не признавали компактных бумажных денег и требовали в качестве платы за свои услуги только золотые монеты любой чеканки, транспортировать которые было не всегда просто.
Наконец, Канарис получил информацию из того источника, о котором стало известно лишь после войны, в дни Нюрнбергского процесса — из Швейцарии.
Единственное, чего не предполагал Канарис, — это что он не единственный владелец этой тайны. Служба безопасности уже давно подслушивала все его телефонные и радиопереговоры, перлюстрировала переписку. Всего лишь с запозданием в час-другой все разведданные, добытые людьми Канариса, получал и Вальтер Шелленберг. Он был моложе и энергичнее. И сообщил, что знал, Гиммлеру, а тот, в свою очередь, фюреру раньше, чем Канарис решил для самого себя, как лучше использовать эту сверхважную информацию.
8
Дом человека порой может рассказать о нем больше, нежели он сам. Эта старая истина вполне подтверждалась в доме № 74 по Тирпитцуфер в Берлине, где располагалась резиденция начальника абвера. Это был старинный особняк, который множество раз по указаниям самого адмирала перестраивался, надстраивался, переоборудовался, пока не превратился в сущий лабиринт с немыслимым переплетением коридоров, неожиданными тупиками, лестницами и переходами. Бывало, что два старых сотрудника, всегда считавших, что они работают в разных концах здания, вдруг случайно обнаруживали, что на самом деле их комнаты расположены почти рядом.
Достаточно было один раз побывать в резиденции Канариса, чтобы понять, почему за ней прочно закрепилось прозвище «лисья нора».
В центре этого странного дома обитал его хозяин.
Кабинет Канариса отличался скромностью. Его украшали только две фотографии: предшественника Канариса на посту руководителя германской разведки в годы первой мировой войны известного полковника Николаи и любимой таксы адмирала по кличке Зеппль. Начальник абвера презирал людей и доверял до конца только собаке.
Канарис был самым осведомленным человеком в Третьей империи. Глаза и уши у него были буквально всюду.
Гиммлер и Шелленберг покинули кабинет фюрера около двенадцати часов. К вечеру того же дня Канарис точно знал как об их докладе, так и о принятом фюрером решении. И адмирал вынужден был признать, что стоит на грани поражения...
Уже несколько месяцев Канарис тщательно следил в меру тех возможностей, которыми располагал, за всем, что происходило в Белом доме и на Даунинг-стрит. Хуже обстояло дело с Москвой.
Успехи в борьбе с русской контрразведкой носили лишь локальный характер. Канарису не удалось добиться главного — посадить своего человека в советские правительственные учреждения. Проверенные десятки раз в других странах приемы и методы в России оказывались безрезультатными.
Прямых сведений о том, что происходит за стенами Кремля, Канарис так никогда и не получал. О планах и намерениях советских руководителей он мог судить только на основании отрывочной информации, которую его агенты добывали на Западе.
О том, что, по-видимому, готовится встреча руководителей великих держав, первыми узнали они. Это была и победа Канариса, и его поражение. О дате предварительной встречи Рузвельта и Черчилля в Касабланке удалось узнать. Поистине редкостная удача! И в конечном итоге пшик! Даже не провал, а просто ничего. Он обманулся, решив, что так как Касабланка по-испански означает «Белый дом», речь идет о встрече в Вашингтоне, а не в столице французского Марокко.