...Началась подготовка к свертыванию работы оккупационных учреждений, к массовому отъезду советских граждан на Родину. Обычно оживленный Терезианум стал пустеть.
У многих австрийцев появилось двойственное чувство: они радовались окончанию оккупации, предстоящему выводу иностранных войск с их территории. Но рабочие многочисленных заводов, железных дорог, трамвайщики, привыкшие жить под охраной советских законов, боялись перемены обстановки. Советское командование не позволяло спекулянтам взвинчивать цены. В русских магазинах продукты и товары были дешевле, чем у частников. И в большинстве своем в советской зоне австрийцы жили вполне прилично. Перемена режима могла привести к росту цен, и признаки этого были уже налицо: на рынке, в мелких магазинчиках продукты стали дорожать. И все же впереди были независимость и нейтралитет!
В теплое майское воскресенье, когда молодые и старые венцы на автомашинах, мотороллерах, велосипедах и просто пешком, кто как мог, потянулись за город, Забродин работал в своем кабинете. Неожиданно к нему зашел Лунцов.
— Супруги Величко снова заметили за собой слежку, — сказал он торопливо. — Мне сейчас позвонил Федор Величко.
— Где они?
— На Ринге. Недалеко от кинотеатра «Гартенбаум».
— Все идет по плану?
— Да...
С Ринга супруги Величко повернули, как с ними было обусловлено, на радиальную улицу, где обычно бывает мало пешеходов. И сразу увидели, как по другой стороне, немного поотстав, шли двое: один в зеленой шляпе-тирольке, по-видимому, австриец, другой — в берете. Сомнений быть не могло!
Пройдя несколько кварталов и останавливаясь у витрин, Величко свернули в парк Терезианум. Сопровождавшие их люди не решились заходить туда, где много русских, прошли по улице дальше. Остановились на перекрестке в нерешительности, очевидно, обсуждая, как поступить. Затем вошли в расположенное по соседству с Терезианумом небольшое кафе.
— Владимир Дмитриевич, они вошли в кафе, — услышал Забродин голос Лунцова в телефонной трубке.
Он тут же позвонил в военную комендатуру, попросил срочно вызвать австрийских полицейских. На этот раз австрийские власти сработали четко, и машина с четырьмя полицейскими в тот же миг была у входа в Терезианум.
— Вон в том кафе, — показывал Лунцов, — находятся два уголовных типа, которые следили за советскими гражданами. Помогите их задержать.
Вместе с полицейскими Лунцов вошел в кафе. Неизвестные не сопротивлялись, и их доставили в советскую комендатуру. Австрийцем занялся Лунцов. Второй оказался русским эмигрантом. Допрашивать его приехал Забродин.
— Я обещаю не делать вам плохого, если сейчас расскажете правду. Составим протокол и вас отпустим, — настаивал Забродин.
Вначале эмигрант держался вызывающе.
— А если не скажу? — Он уселся на стул, демонстративно закинув ногу на ногу.
— Арестуем и будем судить... — Забродин говорил спокойно и твердо. Почувствовав, что это не просто угроза, эмигрант согласился:
— Хорошо. Пишите. Агафонов Серафим Сергеевич, без гражданства. Приехал из Западной Германии... — заметив, что разговор записывается на магнитофонную пленку, задержанный запнулся.
— Продолжайте, продолжайте, — потребовал Забродин. — Зачем приехали в Австрию?
— На работу.
— На какую работу?
— У коммерсанта, мистера Грегга. — Агафонов тяжело вздохнул. — Ну, вот, я и сказал все...
— Нет, не все. На работу в американской разведке? Говорите более точно.
— Да.
— Вот так и нужно говорить. Теперь все. Какие выполняли задания?
— Следил за лицами, которых указывал Грегг...
Аналогичные показания дал австриец. Когда все было закончено, сфотографировали их документы, а задержанных отпустили. На следующий день Иртенев посетил американского Верховного комиссара.
— Посмотрели бы вы на его лицо, когда я положил перед ним доказательства, — смеясь, рассказывал Иртенев Богданову и Забродину вечером, когда все они собрались в кабинете у Верховного. — Вначале американец принял меня холодно-вежливо. Я рассказал ему, что советские граждане, работающие в Вене, недовольны тем, что американская разведка нарушает их нормальную жизнь. Просил принять меры к прекращению слежки. Он улыбнулся. В его глазах промелькнула насмешка — он был уверен в себе... Все так же невозмутимо американский генерал ответил, что я ошибаюсь... Он готов выяснить и принять меры, но... не привык иметь дело с призраками.
— Ваши люди, по-видимому, мнительны, — сказал он с сарказмом. — Им что-нибудь показалось! Во всяком случае, американская администрация никакого отношения к этому не имеет, — и дал понять, что разговор окончен.
Вот тут-то я и выложил перед ним на стол магнитофонную ленту и конверт с фотографиями.
— Прикажите немедленно прослушать! — потребовал я. — В противном случае другие экземпляры будут переданы прессе.