Чекисты рассказывают. Книга 4-я

— Человек, с которым ты увидишься и который называет себя Ялмаром Роем, говорит, что работает наборщиком в типографии министерства иностранных дел. Но можно биться об заклад — он вовсе не Ялмар Рой и не наборщик. Скорее всего, это крупный военный из монархистов, из тех, знаешь, что исповедуют идеи Бисмарка. Они в оппозиции к Гитлеру.

— Но при чем здесь недоверие к связному?

— У Ялмара Роя свои представления о конспирации. С ним держал контакт человек из типографских рабочих — ведь сам-то Рой отрекомендовался наборщиком. А потом он посчитал, что такой партнер ему не пара. Просил или не беспокоить его больше, или организовать связь на других основах.

— Чем проще, тем хуже?

— Вот именно, так они, видно, и считают. И это настойчивое желание играть с нами в конспирацию вредит и им, и нам, мешает сотрудничеству. Они не понимают, что в критическую минуту мы можем им помочь.

— Ты говоришь «они»?

— Думаю, это группа, а не один Рой. Те сведения, что он уже доставил, явно не из одних рук. Хотя Рой наивно нас дурачит — говорит, что достает все сам в типографии министерства.

— Я буду новым связным?

— Пока что ты сидишь передо мной и говоришь глупости.

— Что же я должен делать с этим Роем?

— Связь — само собой. Но главная твоя задача — расшифровать его, узнать настоящее имя и положение. И показать ему, что он расшифрован. А потом уже — карты на стол.

— Пароль к нему есть?

— Конечно. И все это придумали они сами. — Фриц достал из бумажника ровно оторванную половинку книжного листа маленького формата. — Вот, возьми, это сверочный. — Затем протянул Гаю клочок из блокнота. — Тут словесный пароль. Но, кроме этого, когда сядешь к нему за столик, ты должен прежде всего заказать легкий завтрак — так и скажи официанту: «Легкий завтрак и бокал сальватора». И уже потом — словесный пароль, а в конце предъявишь сверочный.

— Ну что ж, довольно таинственно, — сказал Гай. — Но зато надежно.

— Когда-нибудь доиграются со своими сальваторами. И вот что еще: у тебя должна быть пачка газет.

Эта встреча с Фрицем состоялась во вторник. В распоряжении у Гая перед отъездом в Штеттин было еще два дня и три ночи — вполне достаточно, чтобы подготовить морально Дорис к тому, что в их жизни наступает временный, не очень приятный период, связанный с массой непредвиденных хлопот, разъездов и, не исключено, даже с какой-нибудь регулярной службой. Все это он собирался объяснить необходимостью раз и навсегда урегулировать дела с имением и с американскими родственниками.

Но в среду произошло несчастье. Оно пришло как раз оттуда, откуда его никто не ждал, и могло бы, при малейшем промедлении со стороны Гая, привести к непоправимым последствиям.

В половине пятого, когда он собирался побриться и принять душ, чтобы в половине шестого отправиться на встречу с Дорис — они хотели пойти в кино, а вечер провести в ресторане, она должна была уйти с работы пораньше, — ровно в половине пятого зазвонил телефон.

— Алло, я прошу прощения, — услышал он в трубке незнакомый и как будто испуганный женский голос. Он молчал, соображая, не ошибка ли это, не провокация ли…

— Алло, алло! — в растерянности взывала трубка.

— Слушаю вас.

— Мне нужен Ганри.

— Я вас слушаю.

— Я от Греты… Случилась беда… — Женщина говорила, сдерживая голос, чего-то явно опасаясь. — Я не могу долго говорить…

Он чувствовал, что это всерьез.

— Откуда вы звоните?

— Тут, из булочной, на Оливаерштрассе.

— Я буду минут через пятнадцать…

Его прокатная машина ремонтировалась, такси он не мог найти минут десять, и к булочной приехал почти через полчаса. Женщина, его ожидавшая, оказалась Луизой Шмидт, кормилицей Маргариты — матушкой Луизой. Он едва ее узнал — так черно, измученно было ее лицо, так испуганно, затравленно глядели глаза. Она его не узнала.

Велев шоферу обождать, он взял матушку Луизу под руку и медленно повел по переулку. Снег, выпавший совсем недавно, превратился в чавкающую мокрую кашу. Рука матушки Луизы дрожала, передавая глубокую дрожь всего ее худенького тела.

— Что случилось? Скажите коротко самое главное.

— Грета ранена в грудь, ей очень плохо.

— Кто ранил? Чем?

— Я его не знаю… Эсэсовец… Но Грета его называла по имени… И он ее тоже… Она его убила…

Гай даже остановился.

— Как убила? Где она сейчас?

— У нас… У меня… И он лежит там…

Гай огляделся. Переулок был совсем пуст.

— Нельзя терять времени, скажите в двух словах: что же произошло? Соберитесь, не волнуйтесь.

Матушка Луиза вздохнула, прижав руку к сердцу.

— Этот эсэсовец с еще одним пришли за Куртом — это мой сын, мой мальчик…

Гаю в нетерпении хотелось сказать, что они же знакомы, что он помогал Грете переезжать к матушке Луизе, но неосторожно было бы напоминать об этом. Луиза его не узнала — тем лучше…

— Ну, ну, продолжайте.