Чекисты рассказывают... Книга 5

Испытание «на прочность» Николай выдержал. Попытки Браунера уличить его во враждебной РОВСу деятельности проваливались одна за другой.

Исчерпав все средства проверки, Браунер чистосердечно признался генералу в необоснованности своих подозрений.

Стена недоверия, окружавшая Николая, рушилась. Искусно маневрируя, он сумел убедить и ровсовских контрразведчиков и болгарскую политическую полицию в своей полной лояльности. Белогвардейская эмиграция признала, наконец, «бежавшего от большевиков» генеральского сына своим человеком. Сам Браунер, ведавший в РОВСе подготовкой к переброске в СССР террористов и диверсантов, так расположился к Николаю, что стал обращаться к нему за консультациями по «советским вопросам». Иногда такие консультации Николай давал лично ровсовским «боевикам» перед их отправкой в СССР. Авторитет генеральского сына был настолько безупречен и высок, что в Софию стали посылать на окончательную «шлифовку» «боевиков» из других отделов РОВСа — из Парижа и Хельсинки.

Николай «помогал» РОВСу во многих делах. Даже Браунер поддержал предложение Николая о том, чтобы делать в Софии фальшивые удостоверения личности и различные справки для отправляющихся в СССР агентов. Заправлял этим делом сам Николай. И Центр практически имел данные о каждом ровсовце, отправляющемся в СССР.

В штаб-квартире РОВСа появилась фотолаборатория. В поте лица трудился Николай, чтобы переснимать попадавшие ему в руки документы — переписку с центром в Париже, с другими отделами Общевоинского союза. Фотографировал каждого кандидата для переброски в Советский Союз. Фотокарточки отпечатывались дважды: один экземпляр хранился в архивах РОВСа, а другой — в Москве, на Лубянке. Однажды в одном из тихих переулков Софии, на нервом этаже большого дома, появилась небольшая вывеска: «Покупаем и продаем марки всех времен и народов, континентов и государств».

Это филателистическое международное «акционерное общество» состояло всего из двух коммерсантов: одного болгарина и одного русского. Болгарскую часть представлял коммунист-подпольщик «чичо Славчо», то есть дядя Славчо, а русскую — «бежавший от большевиков» генеральский сын Николай Абрамов.

Финансовые обороты этой фирмы были не так велики, но значение ее для прикрытия положения и деятельности Николая Федоровича было довольно весомым. Это «акционерное общество» служило почтовым адресом и местом встреч надежных людей, через которых своевременно по цепочке передавалась Центру информация Николая.

Царь Борис, любивший называть себя «царем всех болгар», хотя в нем не было ни капли болгарской крови — только немецкая и итальянская, был разгневан и огорчен. Он нервно расхаживал по кабинету, заложив руки за спину, нетерпеливо часто поглядывая на стоявшие в углу напольныо часы.

Потом он сел. за стол и уже в который раз перечитал лежавшую перед ним бумагу. В дверях появился дежурный генерал:

— Ваше величество, министр внутренних дел.

— Просите.

Через минуту вошел тучный человек в аккуратно отутюженном черном костюме с мясистым лицом и конусообразной головой, на которой отсвечивала изрядная лысина.

Царь приподнялся, протянул министру руку и, кивнув на кресло, стоявшее напротив, предложил сесть. Потом придвинул к нему бумагу. Министр углубился в чтение. Нота Советского правительства произвела на него ошеломляющее впечатление. Дело было, конечно, не только в том, что СССР стало известно о готовящемся РОВСом покушении на советского посла в Софии. Самое главное и самое неприятное заключалось в том, что Советское правительство узнало мельчайшие детали готовящейся террористической акции.

— Вы понимаете, к чему могло бы привести осуществление этой затеи? — спросил царь Борис перепуганного насмерть министра.

— Понимаю, ваше величество.

— Предупредите политическую полицию, чтобы она тотчас же приняла меры к ликвидации заговора. Будем делать вид, что это дело белогвардейцев.

— Слушаюсь, ваше величество.

— И еще, — продолжал царь. — Надо обязательно выяснить, каким образом Советскому правительству стали известны все подробности. Эти старикашки из Российского общевоинского союза не умеют хранить своих секретов. Кто и как мог проникнуть в их замыслы?

— Я тотчас же дам распоряжение политической полиции расследовать, каким образом этот документ стал известен большевикам.

— Обо всем докладывать ежедневно, — царь поднялся с кресла, дав этим понять, что аудиенция окончена.