Чекисты рассказывают... Книга 5

В общей сложности 15 месяцев продолжалась битва за Кавказ, закончившаяся полным поражением немецко-фашистских войск и срывом далеко идущих планов гитлеровского командования. Сто тысяч немецких солдат с эмблемой эдельвейса на груди остались навсегда лежать на этой земле.

Я видел трупы вражеских егерей на заснеженных горных перевалах, в траншеях «Голубой линии» и на улицах Новороссийска и невольно вспоминал слова бесноватого фюрера из фашистского евангелия «Майн кампф».

«Мы, национал-социалисты, — говорилось там, — должны дать немецкому народу на этой планете достойную его территорию и землю…»

Что же, они эту землю получили.

Но борьба продолжалась. До полной победы было еще почти два года войны.

Игорь Фесенко. Поезда шли по расписанию…

* * *

Поезд сделал минутную остановку и снова начал набирать скорость. Фомин прочитал за окном знакомое название станции. Много времени пролетело. Очень много. Рассчитался с официанткой вагона-ресторана и направился к себе в купе. В тамбуре столкнулся с грузным, розовощеким мужчиной. Тот, пройдя было мимо, остановился в раздумье. Обернулся:

— Геноссе Фомин? — спросил он.

— Да. А вы… Ваша фамилия, если не ошибаюсь, Блютнер?

Они обнялись.

— Вот это встреча, — сказал Фомин, освободившись из крепких объятий. — А я еду в Магдебург, к Еноку. Семьдесят лет — дата…

— Значит, обнимать его будем оба. Он должен встречать. Вместе с сыном. Его Ганс пошел дорогой отца. Майор.

За окном замелькали переплеты моста, и вагон заполнился тревожным басовым гулом.

— Помните этот мост? — спросил Блютнер.

— Взрыв прозвучал в назначенное время, — улыбнулся Фомин. — И радио с той стороны объявило о состоявшейся диверсии. Это было в сорок восьмом. Не ошибаюсь?

— В мае, — уточнил Блютнер. — Мне нужно собираться. Я сбегаю за чемоданом и вернусь сюда, геноссе Фомин. Вместе сойдем на землю Магдебурга.

Енока и его сына, молодого рослого мужчину в военной форме, они увидели сразу.

— Сейчас начнутся дни воспоминаний, — сказал Блютнер. — А ведь есть что вспомнить, геноссе Евгений. И нашу молодость, и погоню за «Призраком», и ловлю «Красавчика», и тот мост.

1

… Машинист служебной мотрисы Штальшлягер посмотрел на большие карманные часы, на высоко поднятую «руку» семафора, на серебрящиеся под утренним солнцем рельсы.

— Пора, Гюнтер, — сказал он своему помощнику.

— Есть, господин машинист, — встрепенулся тот. Выглянул из двери и, убедившись, что все пассажиры на месте, заученно крикнул: — Внимание! Внимание! Отъезжаем!

Вагон плавно поплыл вдоль платформы Цербстского вокзала и, набирая скорость, устремился вперед, слегка подпрыгивая на стрелках. Утреннее солнце обрамляло длинными тенями перелески и ленточки полей, кое-где уже тронутые золотом созревания. Благодатные земли Саксонии — Анхальт дышали спокойствием.

Вдруг вагон подпрыгнул, словно телега, наехавшая на булыжник. Внизу прогремел взрыв. Но мотриса не сошла с рельсов, а продолжала катиться дальше. Много поработавшие на своем веку жилистые пальцы Шталыплягера напряглись и еще крепче сжали рычаги управления. Он посмотрел на помощника, от лица которого отхлынула кровь, и с видимым усилием сказал как можно спокойнее:

— У нас, кажется, все в порядке, Гюнтер. А ну-ка, взгляни, что делается у пассажиров.

Гюнтер отодвинул узкую дверцу и шагнул в салон. Вернулся через минуту и доложил.

— Какая-то чертовщина взорвалась. В полу дырка, осколками дерева зацепило несколько человек. Дал им аптечку, но, кажется, ничего серьезного.

— Если не считать того, что сейчас мы могли валяться где-нибудь под насыпью вместе с мотрисой. Вот проклятые ублюдки. Все им мало, — неизвестно кому адресуя слова, проворчал машинист. — Гюнтер, возьмите управление. Остановимся у будки Дорфманкройца. Нужно срочно доложить обо всем главному диспетчеру Дирекции дороги. А сейчас я пойду посмотрю, что в салоне.

Вскоре, повизгивая тормозами, тяжелая мотриса остановилась у будки путевого обходчика. Машинист отворил дверь и услышал утробно-низкие призывные сигналы зум-

174

мера селекторной связи. Вызывали хозяина будки. А он куда-то запропал.

Машинист снял трубку и услышал замысловатое ругательство, из которого уяснил, что диспетчер никак не может понять, к каким чертям провалился этот старый баран Дорфманкройц, которому давно уже нужно было доложить о проследовании мотрисы и положении на участке.

— Момент, господин Тоденкопф, — прервал машинист гневную тираду диспетчера. — У селектора Штальшлягер… Да, да, с мотрисы… Подключите к нашему разговору дежурного по железнодорожной полиции.

— Что случилось?

— Не теряйте время. Подключили?

— Да, говорите.

— Докладываю: в районе сорок седьмого километра под мотрисой взорвалась какая-то чертовщина. Мотриса цела, а вот рельсы нужно срочно осмотреть. У нас в салоне зацепило несколько человек. Занозы в основном. Вот, собственно, и все. На переезде и в будке все в норме. Но путевого обходчика Дорфманкройца нигде нет. Не видел его и на перегоне. Для железнодорожной полиции — все. Теперь вопрос к диспетчеру: я могу следовать дальше?