У Науменко мелькнула страшная догадка. Однако делать было нечего. С чувством тревоги пошел. Это оказался тот эшелон, который он видел в тупике крахмального завода. Возле разрушенных вагонов валялись какие-то баллоны — большие, голубого цвета и маленькие, коричневые, в некоторых местах трава была засыпана белым порошком. Из-под перевернутой платформы, на которой был установлен зенитный пулемет, из охранного вагона слышались стоны...
У Науменко стали слезиться глаза, поднялась тошнота. И он повернул обратно. По дороге сообразил, что надо бы собрать образцы порошка, но было уже поздно.
Жандармский офицер, выслушав Науменко, приказал ему надеть противогаз и попытаться спасти оставшихся в живых гитлеровцев.
Под обломками разрушенного вагона Науменко нашел прорезиненную сумку... Он торопился — уже светало, и с командного пункта могли заметить, что он занимается не тем, чем приказано. Когда сумка была набита, он вытащил из-под платформы тощего немца с детским лицом и поволок его к командному пункту. У кустов остановился, чтобы спрятать сумку и передохнуть.
Наконец, к месту крушения прибыл специальный поезд с эсэсовцами и группой солдат в защитной форме.
Науменко, почувствовавшего себя плохо, отпустили домой. Едва он добрался до постели, как забылся крепким сном. Проснулся через сутки от страшной головной боли, однако нашел в себе силы подняться.
— Гут, гут, молодчина, — обрадовался Юган, увидев его у себя в конторе. — Корош человек. — Он тут же выписал специальный пропуск и отправил его на осмотр участка телефонной проводки под Малевичи.
Место крушения Науменко не узнал: искореженных вагонов, паровоза, рассыпанных порошков, баллонов не было и в помине. Разрушенные рельсы и шпалы заменили новыми. И вдобавок ко всему вдоль железнодорожного полотна выросли дзоты.
Часовой скрупулезно проверил его документы, осмотрел тяжелую сумку с инструментами...
Повреждений на телефонной линии вроде не оказалось. Но в кустах оставалась сумка. И Науменко приступил к работе. Нацепив кошки, он стал лазать чуть ли не на каждый столб. Насвистывая задорную песенку, он менял изоляторы, которые еще долго могли служить, подтягивал провода... Он работал и все время думал о сумке. А когда наконец сверху увидел ее серенький краешек, даже голова закружилась «Лежит, родимая, как и лежала...»
За два раза он перенес ее содержимое в безопасное место и там спрятал. Часовые его больше не проверяли: они видели, как он старательно работал, и думали, что в деревню тот ходил передохнуть и подкрепиться...
На стоянку к Игнатову Науменко пришел на следующий день. Игнатов тотчас составил справку о совершенной диверсии и вместе с добытыми трофеями отправил на базу в отряд. Нести трофеи было поручено Геннадию Девятову, Николаю Ежову и Аркадию Заруба. Бойцам предстояло пройти около двухсот километров.
За десять дней им удалось одолеть около ста пятидесяти километров, удачно миновать реки Олу, Березину, Ипу, Вишу. Шли, как правило, кружным путем по непроходимым болотам, лесным чащобам, далеко в стороне оставляя человеческое жилье. Наконец, выбрались в партизанскую зону, Теперь до базы рукой подать. Они торопились. В первой же свободной от фашистов деревне раздобыли лошадь и дальше поехали, дав возможность отдохнуть и пообсохнуть десять дней непросыхавшим ногам. Ехали осторожно, ни на минуту не забывая о частых рейдах карателей в партизанскую зону. В попадающихся на пути деревнях выспрашивали надежных людей о том, что делается в соседних деревнях, убеждались, что кругом все спокойно — карателей нет и в помине, — и ехали дальше...
И вот на землю опустилась короткая летняя ночь. Решили не останавливаться, отдыхать по очереди. Ежов и Заруба удобно устроились на свежем сене... Девятов остался за возницу. Спокойно шла дремавшая лошадь. Где-то впереди вот-вот должна была объявиться деревня Первая Слободка. Там Девятов рассчитывал напоить и накормить лошадь и ехать дальше. Ну откуда могли знать жители соседней деревни, что этим вечером на станции Птичь остановился фашистский эшелон и каратели под прикрытием темноты заняли ряд деревень и среди них Первую Слободку...
— Хальт! — словно выстрел прозвучал в ночи голос.
— Немцы, уходить надо... — Девятов с силой ударил вожжами лошадь, крикнул: — Но-о! — схватил вещмешок с поклажей и спрыгнул на дорогу, за ним Ежов, Заруба. Лошадь, громыхая телегой, помчалась в деревню. И тут же послышалась автоматная очередь, за ней еще...
Бойцы побежали в сторону от вражеского огня. Пули, посвистывая, летели им вслед, обгоняли... Кругом ничего не было видно...