Чекисты рассказывают. Книги 1-7

Немец вздрогнул и подскочил как ужаленный. Приложив руку к пилотке, он замер. Минуту царило молчание. Потом лес огласился дружным хохотом. Даже Николай приподнял голову и с интересом смотрел на пленного. Оккупант стоял, широко расставив ноги. Но это не помогло: широкие брюки медленно сползали. Оказывается, Андреев срезал у пленного на брюках все пуговицы, чтобы тот не убежал, а собираясь в дорогу, забыл вернуть ему брючный ремень.

Пока партизаны смеялись, фашист подобрал штаны, огляделся и вдруг кинулся бежать. Да так резво, что через секунду его широкая спина замелькала между деревьями. Он бросался то влево, то вправо, как заяц.

— Стой! Хальт!

Но фашист не останавливался. Галушкин вскинул автомат…

— Жаль, не получился «язык». Правдин и Щербаков останутся и подорвут по два телеграфных столба. Остальные за мной!

Галушкин вытер пилоткой пот с побледневшего лица и быстро пошел на восток.

XVIII

Со всех сторон слышался шум, гам, визг, чириканье. В густой листве суетились птицы. Лесное озеро, похожее на огромное блюдо, застыло, четко отражая небо и густой лес.

Галушкин вслушивался в гул артиллерийской стрельбы, которая то накатывалась громовыми раскатами, то вдруг затихала. Звуки далекого боя они слышали уже третий день. Теперь, судя по звукам, до линии фронта оставалось пять-шесть километров.

В отряде, наверное, уже не раз запрашивали Большую землю: где, мол, Галушкин? Не вышел еще? А может быть, их уже нет? Ведь в отряде осталось больше больных и раненых, чем здоровых!

— Лаврентьич, ты чего не спишь? — перервал его раздумья Маркин. — Давай храпи, а то заставлю вместо себя дежурить.

Галушкин посмотрел на уставшее заросшее лицо друга. Как изменился за время похода этот жизнерадостный и веселый парень. Борис видел, как слипались у Маркина глаза, как неудержимо клонилась на грудь голова.

— Товарищ дневальный, не кажется ли тебе, что надо побриться?.. Пашка, ты же на бандита с большой дороги похож.

Маркин потрогал подбородок, сделал удивленное лицо.

— Смотри-ка, действительно зарос. Странно. Я же брился перед выходом из отряда.

— Возможно. А ты знаешь, сколько дней мы в походе?

Маркин подумал минутку, почесал затылок.

— Я, Боря, не влюбленный, дневника не веду. Но, думаю, что уже больше двух недель.

— Сегодня, Пашенька, восемнадцатый день, как мы блукаем по лесам.

— Да-а, выходит, уже время и побриться, — Маркин подергал себя за бороду.

Галушкин кивнул.

— Вот так-то, Паша! Ну, смотри тут.

— Хорошо, Боря, спи.

Галушкин натянул на голову плащ-палатку, а Маркин взял автомат, пошел в лес, чтобы со стороны наблюдать за лагерем. Ему казалось, что так будет надежнее: если враг кинется к ребятам, он ему очередь в спину.

Солнце наконец перевалилось через лес, стало пригревать, потянул ветерок, сморщил поверхность озера, закачал верхушку огромной сосны, под которой присел Маркин. Старые ветви заскрипели, а Маркину сквозь назойливую дрему казалось, что кто-то живой кряхтит, стонет и подкрадывается к их стану. Он вскакивал, вскидывал автомат, оглядывался по сторонам, но вокруг было спокойно. Несколько раз обошел вокруг лагеря, потом снова сел под сосну. Когда становилось невмоготу бороться со сном, он шел к озеру, плескал в лицо холодной водой…

Кончился и восемнадцатый день. Они сидели вокруг костра и не торопясь готовились к ночному походу. Навес из еловых ветвей над костром охлаждал дым, и он расползался по земле, словно легкий туман. Проводник шелушил сосновые шишки, собирал в шапку мелкие маслянистые орешки. Партизаны чистили оружие, чинили одежду, Галушкин на ощупь старательно скреб бритвой подбородок. В путь не торопились, ждали пока совсем стемнеет.

— Ну, ребята, надо трогаться, — сказал командир, глядя на часы.

Все молча встали и пошли за ним.

С проводником простились на узкой лесной тропе. Эта тропа, по его мнению, вела к линии фронта. Крепко пожимая руки партизанам, проводник сказал:

— Прощевайте, ребятки, остерегайтесь. Сдается мне, што до фронта совсем рукой подать. Жарко будет… Столько ден хорошо было, а тут… да не дай бог!

— Ничего, папаша, прорвемся, — успокоил его Галушкин. — Спасибо тебе. Передай привет товарищам.

— Все исполню, как просишь. Счастливого вам пути. Будете возвращаться к себе в отряд, не забудьте к нам заглянуть.

Ребята подняли носилки, а проводник снял шапку и так стоял, пока партизан не поглотил переполненный птичьими голосами лес.

XIX

Где-то совсем недалеко была линия фронта. Но где она точно? Этого никто из них не знал. Иногда над ними слышался гул пролетающих самолетов. Тогда совсем рядом торопливо бухали зенитки, а в небе сверкали вспышки разрывов. Глухо ухали авиабомбы. Под ногами мелко дрожала земля, и эта дрожь передавалась партизанам. Над лесом взметнулись ракеты. Ребята внимательно смотрели на россыпь разноцветных огоньков, стараясь определить, какую команду и кому подает та или иная ракета. Может быть, враг уже заметил их и ждет, удобного момента, чтобы схватить?