Шелвадзе возмущался, называл фамилии больших начальников, с которыми он-де хорошо знаком. Они, мол, не потерпят беззакония. Но документы все же забрали и вернули лишь к вечеру.
На следующий день Сухин вылетел в Черногорск. Провожая его, Бутов предупредил:
— Не исключаю вашей встречи там с Шелвадзе. Вчера он в центральной кассе Аэрофлота покупал билет до Черногорска. Летит через два дня… Вам, пожалуй, стоит задержаться на юге.
Для Бутова бесспорно: Кастильо не случайно оказался в Малом Комсомольском переулке. Такси ему легко было взять у магазина «Химические товары», а он пошел в переулок, чтобы ловить «левую» машину. Далее. С кем из советских людей встречался «хромоногий» за время пребывания в Москве? «Сократ», сотрудники внешнеторгового объединения и Шелвадзе. Все логично: с человеком, который будет выполнять задание, лучше встретиться ближе к финишу. Зачем ему понадобился Шелвадзе? Зачем тот сразу же отправился на юг? Пока не ясно…
Бутов еще раз окинул взглядом фотографии. А в голове все сверлит и сверлит: «Я вроде бы уже слышал эту фамилию. Но когда и от кого?» Память выстроила ассоциативный ряд: Захар Рубин, Сергей Крымов — муж его дочери… И тут всплыло: Нико Шелвадзе… Однажды профессор, рассказывая о своих знакомствах, упомянул красавчика с Кавказа, пленившего его, Рубина, даму. «С первого захода увел. Это, между прочим, не помешало ему через два месяца снова явиться ко мне в гости».
…Шелвадзе — любитель женщин, вина и карт. Обожает долгие застолья, незаменимый тамада. Но, в отличие от многих других гостей Рубина, он не признавал пиршества за чужой счет, всегда приходил с бутылкой коньяка, шампанского и коробкой конфет.
В последний раз Рубин вспомнил о Шелвадзе в связи со своей затаенной мечтой: поправиться, окрепнуть и туристом махнуть в Италию. Он вопрошающе посмотрел на Бутова:
— Как считаете? Можно будет?
— Раньше надо крепко на ноги встать, Захар Романович!
Вот тогда-то и был упомянут «везунчик Нико», отправившийся в туристское турне по Западной Европе. «Нико есть Нико. Перед отъездом был у меня в гостях. Я уже в постели лежал. Он пил вино, а я микстуру. Основательно накачавшись, он стал клятвенно уверять меня, что ему не нужны западные шмутки. „Я их за деньги из-под земли и тут достану. А вот женщины… От предвкушаемого удовольствия даже причмокнул“».
Профессор считал Шелвадзе своим другом. Нико вносил в дом искристое веселье, шутку, острое, хотя порой и двусмысленное, словцо. И теперь Бутов, как это часто бывает с людьми, которые долго и мучительно вспоминают, облегченно вздохнул.
Ирина, приемная дочь Рубина, говорила о Шелвадзе с презрением, называла «пошляком». Он принадлежал к числу тех баловней судьбы, которым весь окружающий мир представляется какой-то сферой обслуживания их, избранных, стоящих на пьедестале. Он давно разучился думать о чем-либо, кроме собственного благополучия, не гнушаясь никакими средствами на пути к нему. Это, впрочем, не мешало одобрительно кивать головой, когда в пьяной компании иной непризнанный гений разглагольствовал о «справедливости», «свободе личности», словом, о всем том, чего, по разумению «гения», не хватает нашему обществу, взрастившему его и в котором он живет чуть ли по необходимости. Иногда Нико и сам был не прочь выдать что-нибудь такое-этакое из застрявших в памяти зарубежных радиоголосов. Лишенный строгих принципов, он исповедовал одну, и то заимствованную идею — деньги всесильны, без частного предпринимательства общество погибнет.
Бутов попросил сотрудника отдела навести справки о последней зарубежной туристической поездке Николая Григорьевича Шелвадзе.
Здесь говорят по-русски…
Шелвадзе арестовали на юге за спекуляцию валютой. Допрос продолжался уже в Москве. Поначалу он хитрил, выдавая на ходу придуманные легенды. Но вскоре понял, что о нем уже знают многое и отпираться бессмысленно. И поведал следователю неприглядную историю своей жизни. Рассказал и о зарубежном турне.
…Рано утром советские туристы вышли из отеля. Тихая и не очень многолюдная улица. Стоял захмелевший от тепла апрель. До прихода автобуса оставалось минут двадцать. Туристы грелись на солнышке, а Шелвадзе решил побродить, поглядеть на витрины еще закрытых магазинов. Их тут много, на каждом шагу. Броские, яркие вывески, архимодные товары за толстыми стеклами. Так и зовут — купи! Внимание привлекла дощечка у входа неприметного дома:
«Здесь говорят на немецком, испанском, итальянском, русском языках».
А рядом — четвертушка ватмана, на которой черным фломастером по-русски каллиграфически выведено:
«С восемнадцати часов — шоу».