Чекисты рассказывают. Книги 1-7

— Нет, дорогой, нет! В том-то и дело, что мы тщательно проверили. Не совершал он других преступлений. Так говорят и все участники группы. Больше того: он приказал не стрелять в солдат, которые посылались на разгром банды… А тот случай с учителем, ранение в порыве ревности, так он был учтен при решении вопроса об амнистии. И Эрушетов должен об этом знать от Махмуда… Не-ет, здесь что-то другое!

— Но где же выход? Что еще можно сделать в этой ситуации?

— Выход найдем, дорогой Владимир Дмитриевич, — обрадованно воскликнул Чхенкели. Он понял, что Забродин соглашается с ним. — Вот послушайте одну притчу, и вы, может быть, поймете меня лучше? Хотите? Я вам расскажу. Но… сначала выпьем чаю.

— С удовольствием сделаю то и другое. — Забродин рассмеялся. Чхенкели попросил принести чай и приступил к рассказу:

— В горах жил пастух. Имел девятнадцать чистокровных рысаков. Это — не мало. Было у этого пастуха три сына. Когда он почувствовал, что умирает, созвал своих сыновей и говорит: «Дорогие мои дети, я не очень богат, но мои арабские кони стоят немалых денег. Скоро они достанутся вам. Единственная моя просьба, чтобы вы поделили их так, как я велю: старшему сыну половину табуна, среднему — одну четверть, младшему — одну пятую». Сказал и умер.

Сыновья стали ломать голову, как поделить наследство, чтобы выполнить волю отца. Число девятнадцать пополам не делится, и на четыре, и на пять частей — тоже. Продать одного, двух, наконец всех рысаков и поделить оставшихся лошадей и деньги так, как велел отец? На Западе, по-видимому, так бы и поступили. У нас же воля отца священна. Нужно точно выполнить его наказ. Гадали, думали и, ничего не придумав, решили пойти за советом к мудрецу.

Выслушал их мудрец и говорит: «Возьмите моего коня и поступайте, как велел отец». Коротко и ясно.

И в самом деле: у них стало двадцать коней. Половину — десять коней получил старший брат. Одну четвертую часть — пять коней получил средний брат и одну пятую часть — четырех коней получил младший брат. В сумме получается девятнадцать рысаков. Но один остался лишний. Опять задумались братья и пошли к мудрецу.

Усмехнулся старик и отвечает: «Так ведь это мой конь, которого вы брали взаймы. Отправьте его обратно в табун».

Вот так поступают у нас на Востоке.

Чхенкели улыбнулся и спросил:

— Понравилась притча?

— Очень. И чай тоже. Большое спасибо… Но где же нам найти такого мудреца?

— Э-э, дорогой. Я не хочу быть похожим на того мудреца, но в деле Эрушетова тоже происходит что-то, как в этой притче. Мы чего-то не знаем. Нужен какой-то ключ, чтобы раскрыть эту загадку.

— И я тоже так думаю. Но какой ключ, как его найти?

— Я мог бы предложить такой вариант: у Эрушетова есть старший брат, которого он всегда любил. Да и воля старшего у нас — закон. Этот брат в заключении. — Чхенкели сделал вид, что не заметил разочарование, явно проступившее на лице Забродина при последних словах, и продолжал горячо убеждать: — Всякое в жизни бывает. Занимался он раньше спекуляцией, вот и получил свое. А теперь мы справились в колонии — ведет брат там себя неплохо. И я уверен, что если он даст слово, то свое обещание сдержит. Так говорят люди. Вот его-то мы и пошлем к Хасану в горы.

— Согласится ли он?

— Это другой вопрос. Сначала его нужно привезти в Тбилиси и поговорить. Человек он разумный, и я думаю, что захочет помочь нам и своему брату.

У Забродина сразу возникло множество вопросов и сомнений: «Посылать в горы человека, который был осужден и, возможно, затаил обиду? Не останется ли он там? Отменять решение, принятое в Москве? Правильно ли это будет? А если Эрушетов все же совершил тяжкое преступление? В таком случае его нужно брать только силой, и брат тут не помощник… Но, с другой стороны, доводы Чхенкели логичны!»

Забродин уклонился пока от прямого ответа на предложение Чхенкели и попросил:

— Давайте поговорим с Махмудом. Потом окончательно решим.

Полковнику хотелось посмотреть на этого человека. Да и не поговорив хотя бы с одним участником группы, он не мог отменять решение, принятое в Москве.

— Хорошо, дорогой, — спокойно ответил Чхенкели, но в голосе его Забродин почувствовал нотки обиды.

Махмуд прибыл под вечер следующего дня. Был он невысок, но широкоплеч и жилист. В его движениях угадывались ловкость и сила.

— Гамарджоба! — Махмуд кивнул головой и улыбнулся. Остановился у порога, переминаясь с ноги на ногу. — Извините, товарищ начальник, что не мог раньше. Очень, очень торопился, но дорогу дождь размыл… Сами понимаете. — Перевел взгляд на Забродина. Слегка поклонился и произнес: — Гамарджоба! Здравствуйте!

«Догадался, что я — приезжий, — сразу понял Забродин. — По каким признакам?» Но тут же ответил:

— Гамарджоба!

Чхенкели усадил Махмуда за стол и, указывая на лежащую пачку папирос, спросил:

— Еще не научились курить?

Махмуд покачал головой и опять улыбнулся:

— Нет. Спасибо. В нашем селении никто не курит.