Чекисты [Сборник]

— Молчать! — цыкнул на него Саша Васильев, и Криночкин с тревогой почувствовал, что товарищ его закипает. — Оружие при себе имеете? Попрошу сдать!

Дальше они тронулись гуськом. Наган, взятый у курьера, Саша Васильев засунул под ремень. Замыкающим шел Криночкин.

В «штабе» комедия продолжалась полным ходом. От новенького ли мундира Федора Васильевича с золотыми погонами или от царского портрета, едва различимого при тусклом свете керосиновой лампы, но курьер и вовсе ошалел. Скинул шапку, принялся размашисто креститься, а потом вытащил из-за пазухи дольчатую английскую гр акта ту.

— Вот, господин поручик, до последней минуты берег… Коли что, думал, себя взорву к чертовой матери и большевичков заодно. Теперь-то она мне не потребуется…

— Совершенно верно, — подтвердил Федор Васильевич, забирая у него гранату. — Теперь вам опасаться некого… Приступим, однако, к делу, если не возражаете?

Курьер вытащил карту-двухверстку.

— Здесь наши друзья изобразили дислокацию красных, самую последнюю, свеженькую… А вообще наиболее конфиденциальное мне приказано доложить лично…

— Лично, значит? — оживился Федор Васильевич. — Это хорошо, давайте докладывайте…

8

Как ни проста была ораниенбаумская комбинация, а она помогла чекистам ухватиться за ниточку, которой недоставало в «Английской папке». И не за одну ниточку, а сразу за несколько. Еще неизвестны были масштабы заговора, еще оставались на свободе главные его организаторы, а ЧК уже вышла на верную дорогу.

Механик воздушного дивизиона Дмитрий Солоницин пришел к Егорову с важным сообщением.

Не большевик, а пока лишь сочувствующий, как он себя называл, Солоницин еще с весны начал догадываться, что командир дивизиона совсем не тот, за кого старается себя выдать. Точно два лица было у Бориса Павлиновича Берга: одно для начальства из Реввоенсовета флота, где считают его энергичным и одаренным специалистом, а другое неведомо для кого, тайное, хитро замаскированное.

Сперва Солоницин собирался пойти со своими подозрениями в Особый отдел, но тут же и передумал. А вдруг чекисты ему не поверят? Скажут, что все это пустяки, что наговаривает он на преданного Советской власти командира? Нет, прежде надо было собрать побольше фактов.

Безвыходное положение создалось, когда приказали ему сопровождать курьера из Петрограда. Тут уж, поверят или не поверят, надо было подаваться в ЧК.

— Эх ты, Шерлок Холмс неумытый! — рассердился Егоров, выслушав исповедь механика. — Он, видите ли, надумал один во всем разобраться! А мы что, по-твоему, лаптем щи хлебаем?

Однако сердиться было поздно. И тогда Егоров, стремясь ускорить следствие, придумал свою комбинацию.

В лесном «штабе» развязка наступила быстро. Курьер сам себя обезоружил, устные свои сведения выложил — спектакль приближался к финалу.

— Сейчас прибудет авто, и вас повезут для доклада его высокопревосходительству, — объявил Федор Васильевич.

— Бог ты мой, какая высокая честь! — взвился курьер от радости. — Меня представят Юденичу? Неужели я заслужил?.

Заслужили, — сухо подтвердил Федор Васильевич.

Вслед за тем совдеповский «мерседес-бенц» доставил курьера в Ораниенбаум, к воротам Особого отдела.

О дальнейшем догадаться нетрудно. В первые минуты курьер обомлел и лишился дара речи, увидев вместо генерала Юденича довольно сердитого мужчину в кожаной комиссарской куртке, затем впал в истерику и, взвизгивая, требовал немедленного расстрела — все равно он ни словечка не скажет, хоть режьте его на куски. Затем, как и следовало предполагать, довольно быстро обмяк и начал отвечать на вопросы, интересующие начальника Особого отдела.

Сам по себе этот молодой человек ничего не значил. Единственный сынок статского советника, недоучившийся студент, прапорщик военного времени, от мобилизации в Красную Армию уклонялся.

Гораздо важнее были показания курьера о пославших его лицах. Выходило, если принять их на веру, что в пользу белых работают весьма авторитетные военспецы из петроградских штабных учреждений.

Распорядившись о немедленном аресте командира воздушного дивизиона Берга, Александр Кузьмич поехал в Петроград, на Гороховую. Кустарничать было слишком опасно, все это пахло крупным контрреволюционным заговором.

Профессора к ораниенбаумскому делу подключили после того, как командир воздушного дивизиона написал первое свое собственноручное показание.

Показание это было неслыханным.

«Я — главный агент английской разведки в Петрограде, — утверждал Борис Берг. — Инструкции получал из разведывательной конторы в Стокгольме. Имею также постоянную связь с английским консулом в Гельсингфорсе, посылал к нему курьеров».

Ничто человеческое не было чуждо Профессору, и поначалу он откровенно обрадовался. Да и как было не радоваться, когда наконец-то разоблачен проклятый «СТ-25», доставивший ему столько беспокойства! Сам во всем сознается, решил прекратить игру.

Но радость оказалась недолгой, уступив место привычному сомнению. Что-то уж больно легко все получалось, не суют ли ему ловкую подмену…

— Послушай, Александр Кузьмич, — спросил он Егорова, — а в Москву ездил твой Берг?

— Когда?