Челюскинская эпопея

Хотя пилот предпочёл бы лететь в лагерь по более короткому маршруту, стало ясно, что вылетать придётся из Уэлена, откуда полёт туда — обратно требовал не менее четырёх часов. «Незадолго до моего полёта в лагерь, — вспоминал он позднее, — начались разговоры о переброске главной спасательной базы из Уэлена в Ванкарем. От Ванкарема до лагеря 50–60 минут полёта. В Ванкареме десять яранг, есть европейская постройка — фактория. Аэродрома там не было. Санкцию на переброски базы получили от т. Куйбышева. Прежде всего надо было перебросить бензин. Требовалось переправить минимум пять тонн бензину, собачья же нарта могла взять не более 150 кг» (т. 3, 1934, с. 90).

Скверная погода и технические неисправности не позволяли экипажу Ляпидевского добраться до лагеря Шмидта вплоть до 5 марта 1934 г. Даже в наше время использование авиации в экстремальных условиях характерно частой сменой обстоятельств и, соответственно, зависимостью от них руководящих решений. Челюскинцы испытали это на себе в полной мере, особенно женщины, эвакуация которых вместе с детьми предусматривалась в первую очередь. В действительности, 18 и 21 февраля вместе с остальными обитателями ледового лагеря они испытали не только жестокое разочарование в связи с неприбытием самолёта, но и просто физические перегрузки при марш — бросках из лагеря к аэродрому с последующим возвращением. Знаменательное событие 5 марта заслуживает того, чтобы описать его глазами всех участников события.

Штурман Л. Петров перед вылетом в 9 час. 15 мин. отметил низкую температуру: –36 °C в Уэлене и –38 °C у челюскинцев. Несмотря на занятость в полёте, похоже, он не терял чувства юмора: пилоты в пыжиковых масках на лицах напоминали ему чертей — кели из чукотских сказок. По его команде от мыса Сердце — Камень был взят курс на лагерь Шмидта, и в 10 час. 30 мин. очертания берега растворились в морозной дымке, и теперь всё внимание авиаторов занимала только ситуация по курсу и под брюхом машины, выглядевшая по описанию штурмана безотрадной: «Внизу обычные крупные обломки ледяных полей, окаймлённые грядами торосов и покрытые мелкими ропаками. Разводий и трещин нет; лёд сплочённый, нажатый к берегу. В 10 час. 40 мин. на горизонте показались несколько столбов тумана. Там, значит, есть трещины и вода. Минут через пятнадцать замечаю на фоне тумана чёрное пятно, резко отличающееся по окраске от ледяных торосов. Мелькает мысль — не дым ли это?.. Указываю на пятно Ляпидевскому… Продолжаю вглядываться — пятно явно колеблется. Всё ясно! Это сигнальный дым в лагере!.. Отлично, будем искать аэродром» (т. 3, 1934, с. 102).

Открывшаяся картина не позволяла пилоту расслабиться: «Отчётливо увидали теперь стоянку Шмидта: вышку, палатки, барак. Потом увидали на льду трещину, которая отделяла лагерь от аэродрома, около трещины — народ, скопище народа, пытавшегося перебраться через трещину. Кричали что‑то, бросали шапки вверх. Радость была невообразимая. Я сделал два круга над аэродромом. Впервые я видел такую маленькую площадку: она была 450 на 150 метров. Все подходы к ней были заставлены высокими ропаками метра в два — три… Пошёл на посадку с колоссальным вниманием и напряжением. В пыжиковой маске плохо видно, чувствуется какая‑то неповоротливость. Сел всё‑таки очень удачно. Если бы чуть промазал — влез бы на ропаки. Зарулил в самый конец аэродрома и вышел из самолёта…» (там же).

Люди в лагере Шмидта давно ожидали этого события и ещё до подлёта самолёта начали действовать по отработанной схеме. «Обжигаясь горячим чаем, все торопливо заканчивали завтрак… Через полчаса двинулись вереницы людей.

— До вечера! До вечера! — шутливо прощались мы с назначенными к отлёту женщинами. — Ужинать‑то ведь будете с нами.

Невольно напрашивалось сомнение, что и на этот раз самолёт не долетит до лагеря. Ещё через полчаса, когда я в палатке занимался мытьём посуды, в лагере раздался какой‑то шум и крики.

— Самолёт! Самолёт! Какой большой! А наши‑то ещё не дошли до аэродрома…

Со стороны аэродрома показалась группа бегущих к нам людей. Размахивая руками, впереди мчался молодой кочегар Валя Паршинский и ещё издали кричал:

— Ледянку давайте скорее! По дороге к аэродрому широкая трещина, через которую нельзя перейти. Все ждут!

Самолёт сделал круг в воздухе и медленно шёл на посадку. Два десятка здоровенных ребят бегом, чуть ли не на руках тащили ледянку… Ледянка, подпрыгивая на неровностях льда, удалялась. Самолёт, снизившись, скрылся за ропаками» (Хмызников, 1936, с. 158–159).

Гидробиолог А. Сушкина обкладывала стены барака снежными блоками, когда радостные вопли возвестили о приближении самолёта. «Мигом побросали работу. Сборов немного, все вещи уже на аэродроме. Сбросила спецовку, переобулась. Идём налегке, чтобы не вспотеть и не простудиться во время полёта. Прощание с остающимися, взаимные пожелания.

— Ну, в третий раз уже наверное улетите! Смотрите, обратно вас в лагерь уже не пустят!..