Челкаш

— Такой, как у тебя, «Запорожец» мне ведь тоже должны были дать. С ручным управлением, как инвалиду. У меня после ранения пальцы на ступне ампутировали. Но в медкомиссии сказали: «Ступня на сантиметр больше, чем положено для получения «Запорожца». Дали вот коляску. Знал бы, сам сантиметр оттяпал, — Фёдор Фомич засмеялся. — Но, честно говоря, мне и этой коляски хватает. Только она, каналья, бензина много жрёт. Как Ванька влаголюбивый.

— Кто это? — спросил я.

— А вон он в горшке, — Фёдор Фомич кивнул на террасу, где виднелся невзрачный цветок. — По кастрюле воды в день пьёт.

Челкаш, который до этого внимательно слушал старика, взглянул на «Ваньку» и прищёлкнул языком — «Лихо!».

Лицо Фёдора Фомича было в морщинах и складках, но глаза искрились, а на губах играла улыбка — от него нельзя было оторвать взгляд. Сами знаете, есть такие люди — через пять минут общения попадаешь под их влияние. Фёдор Фомич был именно таким.

Вернулась Дарья и протянула мне такой же мешочек с травами, какой носила с собой. Я принюхался.

— Спасибо! Пахнут сладко. Буду его беречь.

— Вот что. Мы с папой сейчас будем обедать, и я вас без обеда не отпущу. Пойдёмте!

Я начал было отказываться, но Челкаш потянул меня за рукав: «Пойдём, чего там! Я уже проголодался!».

— Без обеда никак нельзя, — сказал Фёдор Фомич. — Сейчас сложу инструмент и за стол, но вначале к рукомойнику.

Дарья накрыла стол на террасе и поставила перед отцом и мной по тарелке свекольника, а Челкашу вынесла на крыльцо миску пшённой каши с мясом, которую он быстро умял и с восхищением стал рассматривать «Ваньку».

За обедом Фёдор Фомич продолжил разговор о «Запорожце», который ему не дали.

— …Но никуда писать не буду, не стану ничего просить. У меня, понимаешь ли, есть своя стариковская гордость, — говорил он с прежней улыбкой, давая понять, что старость надо встречать с достоинством.

На второе Дарья подала пшённую кашу с тыквой и кисель из смородины. В общем, я еле встал из-за стола и долго благодарил Дарью за обед, а потом сходил за фотоаппаратом и сделал снимок гостеприимных хозяев на фоне их дома.

Челкаш к этому времени уже нёс вахту в тени Малыша, но, увидев, что я фотографирую хозяев, тут же подбежал и встал между ними, и кивнул мне, чтобы я снял ещё раз. Пообещав выслать фотокарточки (и позднее, разумеется, выслал), я распрощался с Фёдором Фомичом и Дарьей, завёл Малыша, и мы покинули деревню. Челкаш, высунувшись из окна, ещё долго махал лапой в сторону дома наших новых знакомых.

Глава десятая Две молнии

Несмотря на позднее время, было ещё светло, дул тёплый ветерок, но дул как-то обманчиво — то с одной стороны, то с другой. Этот тёплый ветерок надул холодные тучи: вначале серые, затем бурые, и в конце концов над дорогой появились чёрные, тяжёлые, набухшие от воды. Дождь не заставил себя ждать и хлынул сразу, без всякой подготовки, без предупреждающих капель. Я включил «дворники» и сказал Челкашу:

— А вообще-то, куда нам спешить? Можно подумать, за нами гонятся разбойники. Давай подыскивай место для стоянки. Отдохнём после бурного дня, послушаем музыку, не возражаешь?

Челкаш замотал головой и стал пристально смотреть по сторонам; но местность тянулась безрадостная; за пятьдесят километров мы так и не увидели более-менее уютного места; назад проносились рабочие посёлки, какие-то фермы, мосты; потом дорога потянулась через болотистую равнину. Внезапно Челкаш насторожился, а в следующую секунду и я увидел, что параллельно нам над болотами в тумане плывёт огненный шар, величиной с футбольный мяч.

— Шаровая молния! — пробормотал я и прибавил газу. — Ещё, чего доброго, врежется в нас!

Сами понимаете, соседство такой страшной штуковины вселяет не очень-то приятные ощущения.

Но молния и не собиралась отставать, наоборот, приблизилась к нам на критическое расстояние, Малыш её притягивал, словно магнит. Сквозь сетку дождя уже чётко виднелись крутящиеся искры на поверхности шара. Я резко затормозил в надежде, что шар пронесётся вперед, но где там! Он, злодей, закружил вокруг нас да ещё, к нашему ужасу, с каждым разом сужал виток. Светящаяся бомба явно вознамерилась нас взорвать, спалить дотла.

Не скрою, меня охватил нешуточный страх; Челкаша тоже забила дрожь — шаровую молнию мы видели впервые. И всё же мне удалось от неё избавиться. Я выбрал момент, когда она оказалась сзади нас, и резко дал газу, и… мы вырвались из смертельного круга. Молния в растерянности так и осталась висеть над дорогой. Челкаш лизнул мне руку, давая понять, что я совершил нечто героическое. Впрочем, он считает, что я вообще всё могу.

Наконец дорога углубилась в лес. К этому времени дождь уже разыгрался вовсю, а тут ещё на асфальте появились заплаты и вмятины — дорога напоминала лоскутное одеяло; потом «одеяло» кончилось, и дальше мы покатили по глинистой колее в рытвинах и буграх — по настоящему танкодрому; Малыш то и дело подпрыгивал и дёргался, словно ему давали пинка. «И когда у нас повсюду сделают отличные дороги? — подумал я. — Ведь дороги — это лицо страны!»