Челленджер

Расправив крылья, я планирую, широкими кругами опускаясь к подножию, где сквозь рваную пелену виднеется дремучий лес. Коснувшись земли, замираю, втягиваю сырой, наполненный лесными ароматами ветер и безошибочно чую нужное направление. Мановение руками, и крылья разлетаются, оседая белёсым ворохом перьев.

Перемахнув через выкорчеванный пень, бросаюсь в чащу. Ветки нещадно хлещут лицо и тело. Я продираюсь сквозь бурелом, миную мшистый ельник, опушку, и врываюсь в топкие дебри густого тростника. Стрекозы шарахаются при моём приближении. Острые листья режут кожу, я спотыкаюсь, падаю, но, не обращая внимания на боль, рвусь дальше. Заросли внезапно расступаются, и я вылетаю на берег лесного озера. Вокруг никого. Звенящая тишина. В застывшей прозрачной воде отражается бирюзовое небо, наискось рассечённое бороздой перистых облаков. Зачарованный, я замираю и долго смотрю на неподвижную гладь.

Очнувшись, вижу на противоположном берегу девочку с красными волосами.

– Где ты был? – вкрадчивый голос заполняет окружающее пространство.

Я хочу ответить, но горло сжимается, и не удаётся выдавить ни звука. Она смотрит не мигая, и мне хочется забиться обратно в чащу, но я только отвожу глаза, чтобы не видеть наивно требовательного взгляда.

– Почему ты не приехал ко мне за все эти шесть лет?

Внутри что-то обрывается, я понимаю, что сказать нечего, и это молчание мне никогда не простится. Мгновения невыносимого безмолвия, растягиваясь в вечность, падают, бесшумно и безвозвратно растворяясь в удушливой пустоте.

– Трааа-та-та! – Осколками эха лопается хрустальная тишина. – Трааа-та-та! Трааа-та-та!

Я вздрагиваю, оборачиваюсь и вижу Дятла. Вывернув шею, он смотрит на меня, потом на неё.

– Я боялся, Майя, – шепчу я. – Я боялся.

Дятел срывается с ветки, шумно хлопая крыльями, проносится над водой и исчезает за кронами деревьев. Я снова вздрагиваю, выныриваю из беспамятства и у изголовья, средь похабных надписей и разухабистой настенной живописи, различаю строки, косо выцарапанные по масляной краске:

манит в далёкие дали

гонит к бредовой мечте

жаждой изменчивой память

глухо урчит в пустоте

зверь истощён и изранен

странно, так часто во снах

падают с гор великаны

на журавлиных ногах.

Эпилог

Freedom's just another word for nothin' left to lose.[76]

Janis Joplin

Разбуженный резким окриком, озираюсь, не понимая, где нахожусь, но меня снова одёргивают, громко и нещадно коверкая мою фамилию. Спускаясь по лестнице, чуть не падаю, задевая спящего снизу здоровенного мужика, который приоткрывает глаза и смотрит мутным, совсем недружелюбным взглядом.

Пока меня тащат по коридору, наваливается безжалостная действительность в виде жёсткой депрессухи, свойственной кокаиновым отходнякам, раскалывающей череп головной боли, пошатывающимся передним зубам и остальным характерным прелестям, довершающим похмельную икебану. В памяти нехотя всплывают обрывки вчерашних событий, я вспоминаю о разбитом Challenger-е, брошенном на произвол судьбы, и становится окончательно тошно.

Стены окрашены мутно-серой краской, как нельзя лучше гармонирующей с общей атмосферой. Останавливаемся. Охранник, раздражённый моей спотыкающейся походкой, толкает внутрь и захлопывает дверь тесной комнаты. Я кладу лоб на скрещённые на столе руки и пытаюсь собраться с мыслями перед допросом, но в голову во всех смачных подробностях лезут картины предстоящего знакомства с сокамерниками.

Дверь распахивается, я вздрагиваю, поднимаю слезящиеся глаза, но вижу не следователя в полицейской форме, а Ариэля.

– Я внёс залог, – постояв на пороге, он тяжело опускается на стул напротив. – Поехали работать. Адвокаты со всем этим разберутся.

Как только до меня доходит суть его слов, внутри всё переворачивается и вместо облегчения я остро ощущаю, как нестерпима была сама мысль о возможности снова оказаться наедине со здешними обитателями. Я облизываю растрескавшиеся губы и, собрав остатки гордости, подкреплённые отчаянием, стараюсь придать голосу твёрдый тон:

– Но мы едем работать. Работать, а не подделывать результаты.

Ариэль меряет меня взглядом и криво усмехается, рассматривая мою одежду, разодранную в ходе загула и контакта с органами правопорядка.

– Будешь работать, – устало произносит он. – Хотел бы подделывать, обошёлся бы без тебя.

Осунувшееся лицо и сизо-лиловые круги под глазами непреложно свидетельствуют об очередной бессонной ночи. Помедлив, Ариэль встряхивается всем телом, поднимается и ударяет костяшками пальцев в перегородку.

– Кстати, – спохватываюсь я, надеясь хоть как-то его отблагодарить, – я, кажется, понял, почему ничего не работало.

– Не зарывайся, – он улыбнулся вымученной улыбкой. – Поживём – увидим.