Челленджер

И он углубился в запутанный рассказ из серии восточных похождений, полный метафор и аллегорий, щедро сдобренный всяческими "не знаю" и "непонятно" и сводившийся к тому, как всё неизъяснимо удивительно. Вот же манера чуть что говорить "не знаю"! Что это, леность ума? Склонность к мистификации? Или попытка сохранить чудо, издревле балансирующее на ходулях таинства и неведения?

– Не, погоди, – спохватился я, когда, закончив первую историю, он принялся плавно набирать обороты, переходя к следующей, – давай разберёмся.

– В чём разбираться? Это совершенно уникальная ситуация, когда люди изначально приходят для того, чтобы открыться друг другу всей душой. И когда встречаются существа, преисполненные чистой любви, возникает мощнейшая волна, поглощающая всех окружающих.

– То есть, душевный резонанс?

– Да, бешеный. Это – поле, создающееся духовным слиянием десятков тысяч людей. Даже если два чистых…

– Однако ж такое не происходит на других больших пати?

– Почему? Может и происходит, пусть не то, но нечто похожее. И вообще, Burning Man – это не пати. Там отсутствует элемент вечеринки. А на обычной пати очень просто попасться в ловушку вечериночности.

– О, вот, что это – ловушка вечериночности? Опиши мне.

– Burning Man – это не вечеринка.

– А что такое вечеринка? Попасться куда? В какую ловушку?

– На пати масса лишних раздражителей – наркотики, музыка, танцы… Люди забывают, что достаточно просто открыться. Попадают на вечеринку и думают, что надо непременно выёживаться. А на Burning Man этого нет, люди не придумывают отмазки, типа: приехал на вечеринку – танцы, девочки, то-сё… На самом деле, все хотят одного и того же – счастья и любви. Остальное побочно: музыка, наркотики – это ерунда. А любовь исконна и всегда присутствует в душе человека.

Порой в ходе подобных рассуждений я остро чувствую некую фальшь. Кажется, весь смысл и в особенности метафизический смысл, кроется в прорехах между неплотно прилегающими друг к другу значениями слов, даже не кроется, а возникает, прорастая из самого пространства семантических щелей, – словно мох или плесень. Впрочем, где и как бы этот смысл ни возникал, при попытке его высказать он, как правило, теряется, исчезая в тех же зазорах, как вода в решете. В строгом соответствии с законами сохранения.

– То есть, – попробовал подытожить я, – человеку свойственна всемирная любовь, но на вечеринке его сбивают с толку шастающие туда-сюда полуголые девки, и он склонен покрасоваться?

– Да, он просто путается. Он привык, что любви мало, и её нужно нахапать побыстрее да побольше, пока другие не сожрали, а на Burning Man её много, и можно расслабиться.

– О'кей, тут её мало, а там – много, потому что её не прячут. Но давай сначала с вечеринками закончим, как-никак, там тоже открываются, и тоже есть механизм, хоть и более примитивный.

Он уклончиво кивнул.

– На вечеринке этого добиваются алкоголем, обилием… эм… легкодоступных женщин, громкой музыкой и скачущей в едином ритме толпой, так?

– Да, но на вечеринке можно вскрыться и без всего этого, даже не танцуя. Это лишние действия.

– Проще, братишка. Давай не лезть в дебри философии.

– Ладно, тогда скажи мне, чего добиться? Добиться чего?

– Ну, что ли… – я пошевелил пальцами, выуживая из пространства искомое слово, – адреналинового счастья… куража.

– Думаю каждый добивается того, чего хочет сам. Но мне интересно другое: я склоняюсь к мысли, что если человек верит в любовь, то от него такое прёт… Эта волна настолько чистая, настолько мощная, что все окружающие…

– Хорошо-хорошо, ты уже говорил. Но это происходит потом, а приезжает он такой же снулый, как бродит тут по улицам… Ну, может, ещё надрюченный каким-нибудь MDMA.

– Да, проблема в том, что веры мало. И там поначалу не верили, но Burning Man существует уже тридцать лет, и есть основа – люди, которые возвращаются из года в год и приезжают, уже умея и будучи готовы ко всему этому. Понимаешь… – Он помолчал. – Я всё чаще убеждаюсь, что любовь – штука заразная. Ты не можешь её спрятать. Как только попадёшь в поле любви, какой бы ты ни был тупой урод, – оно действует. Ибо это и есть наша истинная природа.

– Ты не идеализируешь? За тебя бы Иисус Христос очень порадовался. Но, увы, одна эта ваша любовь всухомятку неудобоварима для обычного человека.

– Конечно. Этого мало, необходимо открыть душу.

– Так просто?!

– Естественно. Душа у всех одинаковая. Она хочет любви, и как только ты туда попадаешь, сама находит путь. Мозг не нужно включать, он только мешает.

– Ох, начались восточные напевы: мозг не нужен и даже мешает во время самого переживания. Но сейчас-то мы не там, не грех и включить. Возможно, я, будучи инженером, склонен искать во всём скрытую закономерность, но как-никак в большинстве духовных учений не "просто" вдруг решают открыть душу и трах-бабах – наступает нирвана. Нет, туда идут целым комплексом неких упражнений, телесно-духовных практик и т.п. То есть, опять же, одного хотения мало.