Чёлн на миллион лет

— Что ж, спать под звездами мне случалось и ранее, и не раз. И на голодный желудок тоже. Гляжу, у тебя есть кое-какая пища. Ты поделишься ею со мной?

— А ты не намерен попросту отнять ее? — ответил Гест, смерив великана пристальным взглядом.

— Нет-нет, — засмеялся Старкад, — ты же не враг и уже не совсем незнакомец. И не женщина. Увы… Гест улыбнулся в ответ.

— Мы поделим все, что есть, пополам, хотя боюсь, что для человека твоего роста этого маловато. Я поставлю силки. Если повезет, то к утру наловим мышей-полевок, а может, попадется белка или еж. — Он помолчал. — Ты не откажешься мне помочь? Я покажу тебе, что делать и как, и к приходу ночи мы устроимся вполне уютно.

Старкад поднялся на ноги.

— Что ж я, по-твоему, нахлебник? Конечно, помогу. А ты сам из финнов или жил среди финнов, что владеешь уловками лесовика?

— Нет, я родился в Дании, как и ты. Родился давным-давно и усвоил охотничьи навыки с детства.

Выяснилось — и Гест не особо этому удивился, — что распоряжаться Старкадом непросто, надо подбирать слова с осторожностью. Иначе легко нарваться на новую вспышку кичливости. Однажды великан полыхнул: «Что я тебе, раб?» — и чуть не вытащил меч. Правда, остыл, вложил меч обратно в ножны и сделал то, о чем его просили, — но на лице его было написано отвращение.

Дневной свет таял, на небе одна за другой загорались звезды. Но к той минуте, когда поляна утонула в сумерках, укрытие на ночь было готово. Навес из валежника обещал защиту от росы, тумана, а ежели случится дождь, то и от дождя. Под навесом земля была устлана ветками и папоротником, а у входа уложен дерн с тем расчетом, чтобы тепло от умело разложенного костра не рассеивалось, а шло внутрь. Кроме орехов и ягод, Гест набрал сосновых шишек, нашел трав и коренья и искусно поджарил все это в дополнение к хлебу с сыром. Отойти ко сну предстояло относительно сытыми.

Гест присел у костра, обстругивая ножом палочки взамен вертелов. Костер был скромнее, чем разжег бы воин в походе, — слегка постреливающий, источающий дымок с вкусным смолистым запахом. Старкаду пришлось тоже подсесть поближе — тогда предосенней прохладе было не подобраться. Пламя бросало желто-красные блики на щеки Геста, отражалось в его глазах, играло тенями в седоватой бороде.

— Ловко ты управляешься, — заметил великан. — Мы действительно могли бы путешествовать вместе.

— Мы это еще обсудим, — опять пообещал Гест.

— Что тут обсуждать? Ты же сам сказал, что искал меня.

— Да, искал, — подтвердил Гест со вздохом. — Долгий-долгий срок провел я в дальних краях, пока зов Севера не одолел меня и я не понял, что должен проверить, по-прежнему ли трепещут осины в светлую летнюю ночь. — Он не упомянул о смерти женщины, с которой он прожил тридцать лет в степях Востока, деля все невзгоды, выпадающие на долю пастухов — ее соплеменников. — Я уже утратил надежду, что моим поискам когда-то придет конец, я почти перестал искать — но как побродил по лесам и пустошам Ютланда, как вспомнил язык, за время моего отсутствия не слишком изменившийся, то услышал про Старкада. И сказал себе: я должен разыскать его! Слух о нем привел меня сначала в столицу, где мне поведали, что Старкад переправился через Зунд, дабы присоединиться к королю Харальду в его боевом походе. Я пришел по твоим следам в Бравеллир и поспел туда на закате, когда битва уже завершилась. Но поутру я нашел людей, видевших, куда направился Старкад, последовал их указаниям, и вот мы встретились…

Великан беспокойно пошевелился и прорычал:

— Чего же ты от меня хочешь?

— Прежде всего хочу, чтоб ты поведал мне о своей жизни. Иные рассказы о тебе, какие довелось выслушать, звучали нелепо.

— Ты очень любопытен.

— Я набираюсь знаний по всему белу свету. Ну и… как сказителю расплатиться за постой, откуда скальду брать стихи, достойные слуха вождей, если у него нет ничего за душой?

Старкад уже успел снять меч, однако потянулся к кинжалу.

— Уж не затеваешь ли ты колдовство? Ты опасен, Гест. Умелец твердо посмотрел воину прямо в глаза и ответил:

— Клянусь, что не прибегаю к чарам. Но то, к чему я стремлюсь, еще более странно.

Старкад подавил невольную дрожь и, словно пускаясь в атаку на собственный страх, стремясь затоптать его, начал поспешно:

— Что я свершил, то хорошо известно, хотя, кроме меня, всей моей жизни не знает никто. Но не спорю, вокруг меня сплели много нелепых, а то и безобразных историй. Я не потомок йотунов[20], это бабьи сплетни. Отец мой был землепашец на севере Зеланда, мать из честного рыбацкого рода. У моих родителей были и другие дети, только те росли, как все, жили, как все, старели, как все, и сходили в могилу от ран, болезней либо тонули на море — тоже как все.

— И как давно их не стало? — тихо справился Гест. Старкад пренебрег вопросом.