Челнок

Одно дело – стройная гармония цифр и уравнений, придуманных кем-то, другое дело – жизнь, где многомерность решений не поддается простому ответу на клетчатой бумажке.

Людмила вышла из душа и села у трехстворчатого трюмо в спальне.

И глянули на нее три Людмилы – анфас, левый профиль и правый профиль. Который лучше? Или все хороши?

Как же давно Людмила видит в зеркале это лицо! Кажется, что со дня своего рождения, а ведь это было… больше полувека назад.

Видишь одно, а помнишь другое…

Молодое…

Оказывается, чем старше, тем ярче вспоминается молодость.

И возникает иллюзия…

Что ты по-прежнему молод.

Наверное, иллюзия молодости особенно ярка и сильна, когда рядом край, как эхо предсмертной эйфории.

Человек жизнь живет с иллюзией бессмертия, не верится ему в неизбежность смерти, это его самая большая тайная надежда. Похоже, что эта иллюзия дана человеку Богом, который лишил его бессмертия, но пожалел и подарил ему иллюзию.

Раз от Бога – в это верить надо, решила Людмила.

Вот оно решение, которое не пришло ей в голову даже под душем.

Людмила нарядилась в новое, специально приготовленное к празднику платье от каких-то там Кутюрье, да дело совсем не в иностранщине, просто умеют они со вкусом сотворить что-то с изюминкой, что по душе. Людмила купила это платье, превратившись из продавщицы одежды в обычную покупательницу, такую же сомневающуюся и желающую чуда преображения женщину.

Которую создал Господь из ребра мужчины.

Чтобы стать Мадонной.

Людмила вышла из дома, ощущая себя поистине первозданно.

И ноги сами собой повели ее к сияющим невдалеке золотым крестам храма.

Шла служба, было негромко и торжественно.

Людмила взяла четыре свечи и щедро дала на храм.

Немного монотонно, но со светлой печалью пел хор. Звуки музыки возносились к куполу храма, где распахнул свои объятия Господь.

Людмила встала в центре, перекрестилась, и душа ее словно проснулась, запела вместе с хором, с верующими.

Ей вспомнилось, вроде бы совсем и не кстати, как она взяла в руки увеличительное стекло. Купила его Людмила, чтобы вглядываться в экран монитора компьютера, глаза уже не те, ослабли. И заметила, что давно стеклом не пользовалась, что оно долго лежало одной выпуклой поверхностью вверх и что, если уж и наводить прозрачность, достаточно протереть одну сторону, а поверхность снизу чиста…

Вот так и люди – сверху они покрыты пылью суеты, а где-то внутри – чисты, иначе быть не может.

Надо только их не корить, не наказывать, а простить.

И первую свечу Людмила поставила перед распятием Христа – человека, который принял на себя все наши грехи. И проповедовал всепрощение.

И Людмила попросила прощения…

У родителей, кто дал ей жизнь.

У мужа, который дал ей сына.

У мужчины, который подарил ей любовь.

У сына, которому она не смогла подарить «Страну Чудес».

У друзей…

И у врагов…

Нет врагов у Людмилы! Что возьмешь с хохлушки, укравшей у нее выручку и барахло? Или с предавших ее продавщиц. На то они и продавщицы, чтобы продавать…

Есть одни настоящие враги – рэкетиры. Только кто их сделал такими? Бог их простит…

Второю свечу Людмила поставила перед Мадонной, девой – во здравие.

Во здравие мамы.

Во здравие сына и его жены.

Во здравие любви своей, пусть и ушедшей.

Во здравие подруг своих – Жанны, Гули и Ларисы.

И, несмотря ни на что, во здравие тех, кто желал ей зла, пусть добрее будут!

Было бы благо.

Благо здоровья. Самое большое благо.

Благо свободы души.

Благополучие. Благо богатства. Благосостояние.

Благо упоения этой жизнью. Восторженной радости. Тоже не каждому дано.

И потому третью свечу Людмила поставила Николаю Угоднику, самому русскому святому, покровителю всех торгующих, путешествующих и пишущих. С просьбой о помощи, об удаче в делах и жизни.

Осталась четвертая свеча, воск ее тонкого цилиндрика обмяк в горячих руках Людмилы

В которых бился пульс жизни.

Четвертую свечу Людмила поставила в память о всех ушедших. Потому что пока жива память – живы все.

И живо всё!

Горели бы эти четыре свечи вечно, может, и выживет человечество.

Экий парадокс, подумала Людмила, только осознаешь, придешь к истине, помирать пора. А молодым своим путем идти.

К той же истине.

Таков неумолимый закон жизни.

Такое вот закономерие.

Людмила вышла из церкви, повернулась к храму, перекрестилась.

И прибавила шагу – молодые, поди, заждались.

Ведь и Старый Год проводить надо.

И вручить подарки. Сыну Грише – часы, золотые, настоящие, не то, что у писателя и поэта Виталия Вехова, невестке Наташе – набор дорогой косметики. Еще Людмила незаметно сунула сыну конвертик – кругленькая сумма на мелкие расходы.

Сели за праздничный стол и выпили за Старый Год. Чтобы зла не держал. Не слал вдогонку недуги и нищету. Все-таки грех жаловаться раз все живы-здоровы. А чего не хватает – купим!

В двенадцать под бой кремлевских курантов – пробка в потолок, салют шампанским – с Новым Годом, дорогие жители планеты Земля! Мира тебе, старушка, вертись вечно наш Дом в космосе!

Выпили, еще налили.

И Гриша поднял тост за маму.

– Наташа! А почему ты за меня не до дна… – добродушно заметила Людмила.

– Мне… нельзя, – засмущалась Наташа.