Читаем Челноки полностью

— Это не слабость, а особенность пути, к которому мы расположены. Он у всех разный, потому что разные мы. То, что походит тебе, погубит другого. Спринтер не стайер, и не способен бежать марафон. Представь заправленную топливом ракету. Кончилось топливо в первой ступени, включается двигатель второй, потом третьей, но они не у всех. Разгона не хватит, их с пустым баком тянет к земле.

— Да понял я, понял! Вот и меня запускай! Что надо делать? Давай, говори! — поторопил Гейлу я. Чем угодно займусь, лишь бы с ней рядом. А там уж посмотрим. Кай наверняка всё делал не так.

— В том-то и дело, что ничего, — решилась она, наконец. — Сядь и дыши. Глаза открыты, слушай и чувствуй, как воздух идет через нос.

— А ничего, что рядом три трупа? — я опасливо покосился на них.

— Они как-то мешают?

— Ну… нет.

— Тогда просто дыши и смотри. Наблюдай. Ничего кроме этого. Вот и весь фокус.

<p>Глава 20</p>

Эта поездка с самого начала пошла через жопу. Рейсовый (да, теперь они есть!) турецкий автобус «Пенза-Стамбул» сломался на трассе через час после того, как мы в него сели. Не успели даже бухнуть. Соляра, похоже, не та. Ослиной мочой, видимо, традиционно у нас разбавляют, вот и подвел нежный иностранный мотор.

С неприспособленными к постсоветской реальности турками тут всегда приключения. То кто-то подсядет и, щедро напоив клофелином всю группу, сойдет в первом райцентре, собрав кошельки. То вообще в лес загонят автобус и ограбят, раздев всех до трусов. Меня, к счастью, чаша сия миновала, но и так геморрой. Пришлось возвращаться и откладывать новый поход.

Раньше бы, наверно, расстроился, а сейчас всё равно. Когда у тебя нет товара, продают конкуренты, но уже как-то плевать. Я словно жил по инерции, готовясь к другому. Кай вместо меня с делами неплохо справлялся. Крови тут ему, видно, хватало. Главное, чтоб не убивал никого, а то ведь посадят. В прошлый раз я провел целый месяц у Гейлы, и хотелось вернуться как можно быстрее.

Как она объяснила, держать там меня долго нельзя. Кайю надо работать. Он одержим своей миссией, а Баал-Брит вновь подозревает его в «краже грехов». Меня вызывают, чтобы там убедились — новый Жнец слишком туп для подобных афер. Тысячеликому может противостоять лишь настоящий герой. Шварц тот же, к примеру. А я таким не был.

Пока с этим надо смириться. Успокаивало лишь то, что когда-то им стану. И в моем будущем всё будет не так. Мне нужна только Гейла, а не утопии Кайя. С Тысячеликим пусть борется другой Дон Кихот. Думаю, такие миры-паразиты всегда были и будут. Разрушь этот, появится что-то еще. Такова природа вещей. И неважно, какие будут мотивы.

Но сейчас мне приходится жить по законам этого мира. Скорей, по понятиям. Другого ведь нет. Пока мы собирали в Стамбул новую группу, вышел «закон» о декларировании на границе валюты. Всё вроде понятно, вот только в наш вагон таможня вообще не пришла. Спали, наверно. В итоге мы с Ванькой вкатились на Украину с незадекларируемой пачкой валюты. Это двадцать кусков на двоих. Огромная сумма.

— Что делаем, Вань? — спросил я, вглядываясь в уплывавшие во тьму фонари.

— Чо, в первый раз что ль? — хмыкнул легкомысленно он. — Все ж наши так едут, не мы же одни.

— У них Вань, таких денег нет. С трешкой тоже бы не загнался. А так…

— Да забей! Тут еще даже не в курсе. Это ж паром.

Но в Одессе, как оказалось, все были в курсе. Огромный «Шостакович» ждал у причала, а мы нерешительно мялись в хвосте длинной очереди. Почти всех отправляли на личный досмотр. Без украинского разрешения на вывоз валюты всё отберут. Справка нужна, а где ее взять?

— Ну чо, айда? — нервно улыбнулся мне Ванька. — Авось не пропалят. Смотреть им надо в глаза.

— Ты свою морду видел? — скептически оценил ее я. — На ней прям написано — «десять тысяч в трусах». На нас уже смотрят. Там наметанный глаз.

— Так делать-то чо? Назад тоже нельзя.

— Поедем вперед. Но не так. Электричка, поезд, автобус, пешком до границы. Всё, как мы любим, — предложил я. — Догоним паром в Каракёе, он три дня там стоит. И с нашей группой назад.

— Так у молдаван тоже таможня! — напомнил он щурясь.

— Вот на въезде к ним и задекларируем. Типа с Украины ввезли. Там штамп и поставят.

В теории план был хорош, но с украинской стороны таможни не было тоже. На молдавской я выскочил искать ее сам. Ну, как молдавской… Приднестровье. Видимо, поэтому на вокзале бело-полосатая будка с автоматчиком в полной разгрузке у входа.

Поезд стоит тут недолго, потому решительно открываю дверь. За ней мирно дремавший на стуле детина в камуфляжной одежде. Узко посаженные глаза, квадратная челюсть, на таможенника совсем не похож.

— Здравствуйте! Мне бы валюту задекларировать! — почти ору я.

Брови детины поползли вверх, озадаченно смотрит на гостя. Буквально чувствую, как под черепной коробкой шевелятся первые мысли. Не проснулся, наверно.

— Что?

— Доллары! Нужна справка на ввоз! Печать есть? — сбиваясь, объясняю в чем дело. Нервно оглядываюсь, не уходит ли поезд.

— Сколько у вас? — сглотнул слюну здоровяк.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее