— Становись в центр и прими прибежище в Трех Драгоценностях! — скомандовала она, вставая за мной.
— Как? — замялся я.
— Ах да… — хлопнула себя Гейла по лбу. — Произнеси три раза: «Принимаю прибежище в гуру, дхарме и сангхе».
— А гуру — кто? — спросил на всякий случай я. С клятвами следует быть осторожным.
— Тысячеликий. Но для тебя сейчас я. Представь, что видишь это во мне. Только быстрее!
Я понятия не имел, как выглядит Тысячеликий. И даже если бы увидел, вряд ли запомню всю тысячу лик. Зато хорошо помнил величественное, озаренное радужным светом, лицо Гейлы, когда пела ту песню. Сияющие и синие, как сапфиры, глаза. Волосы, как нити белого золота, на голове что-то вроде короны. Кожа, словно фарфор, и свет будто исходил изнутри, озаряя всё тело. Взгляд был полон мудрости и доброты. Голос звучал как нежная музыка.
Способно подобное существо замыслить нечто дурное? Конечно, я с радостью приму прибежище в нем. К дхарме и сангхе были вопросы, но в такой-то компании они просто обязаны быть чем-то хорошим.
За стенами хижины слышны чьи-то шаги. Уже совсем близко, вот-вот войдут в дверь.
— Быстрее! — вновь поторопила Гейла.
Я же стараюсь! В первый раз же! Как будто шляться по пентаграммам — обычное дело! Что, если влетим не туда? Просил же, почему Ванька никак не разбудит? За что это мне?
Раз на пятый визуализация наконец-то сработала, и мы исчезли, когда кто-то практически был на пороге. Я вновь в «своей» комнате. Или в тюрьме? Не хотелось бы, чтобы меня снова допрашивал Эдди.
— Молодец! — просияла Гейла, с детской непосредственностью хлопнув в ладоши. Она мила даже без короны и радужных сфер. Так даже лучше.
— Что было бы, если б мы не успели?
— Проблемы! — фыркнула она, тотчас посерьезнев. — Ты правда кого-то уже убивал? В прошлый раз едва оправдались.
— За твоим дружком прибирал, — признался я неохотно. — Человек уже умирал. Можно сказать, сократил его муки.
— Как ужасно! Ты себя за это коришь, поэтому твой лимб и выглядит плохо, — Гейла со значением посмотрела на крохотное оконце под потолком.
Оно и правда, точно в тюрьме. А за ним тогда что? Черти, котлы и геенна? Скорей всего Эддичка. Это, наверное, хуже, чем ад.
— Так это мой лимб? Чем-то можно его заменить? Я могу выбрать?
— Не сейчас, но когда-нибудь сможешь. На самом деле не так уж и плохо. Видел бы ты, что обычно бывает.
— Как кладбище то? — вздрогнул я, вновь вспомнив Эйяфьятлайокудля.
— Там такие бедняжки! — она всплеснула руками. — Голодные духи очень сильно страдают. Зверский аппетит, но еда приносит им только мученья. Но есть места хуже. Поэтому так много занимаемся с Кайем.
— В свободное от поиска чудовища время?
— Оно где-то на самом верху. Чтобы выследить и подняться к нему, нужна практика и благие заслуги! А ты тратишь их на болтовню, упуская столь редкую для человека возможность!
— Благие заслуги? Это ваша валюта?
— Рассматривай их как положительный потенциал, присутствующий в потоке ума, как отпечаток твоих благотворных мыслей и действий, который способен привести к просветлению.
— Которое не может никто объяснить, — продолжил я. — Очень удобно.
— Тогда рассматривай его, как избавление от всех видов мук, — пожала плечами она.
— Не замечаю у себя каких-либо мук.
— Потому что привык, и до определенной амплитуды они незаметны. Голодные духи тоже привыкли. Страдание для них совершенно обычно.
— Тогда нет и проблемы.
— Сейчас нет, а потом? — сильно ущипнула меня за руку Гейла. — Видишь? А только что там не болело. А расставание, болезни, предательство, смерть? Всё это крайне неприятные вещи.
— И просветление от них непременно спасет? — осторожно потер я пострадавшую руку. Теперь там разливался синяк. Эта проповедь Каю будет дорого стоить.
— Не так, как ты думаешь. Представь, что ты родился в кинотеатре и не знаешь, что это фильм. Что события в нем нереальны и не обладают истинным существованием. Там игра света, но никто об этом тебе не сказал. Там может идти комедия или хоррор, и ты всерьез переживаешь, следя за драмой героя. А потом слышишь шепот соседа, который понял секрет.
— И что тогда делать?
— Одна из наших школ учит, что надо закрыть глаза, уши и выйти из зала, чтобы иллюзия не увлекала тебя, заставляя страдать.
— А чему учат другие? — уже с интересом спросил ее я.
— Когда придет время, я расскажу, — Гейла протянула руку и нежно погладила меня по щеке. Ее пальцы, как лед. — А сейчас ты уйдешь…
Голова закружилась и стало темно, словно кто-то в зале выключил проектор и свет.
Глава 15
Следующий город — Велико Тырново, где наша группа распалась. Одни уехали на запад в Петрич и Благоевград, где покупали адидасовские кроссовки, которые производил местный завод. Другие в Пловдив и Плевен, чтобы не пересекаться товаром. В основном везли пензенское — часы и велозапчасти, которые брали здесь хорошо.
Мы с Ванькой отправились в Бургас и Несембер скинуть оптом матрешки, после чего осели в Стара Загоре. Город мне нравился, цыган не так много, рэкета нет. Наши часы брали неплохо, «часовницы, моля!» — кричал даже во сне. С велозапчастями было похуже.