Челноки

Беспокойно осматриваясь, я услышал вдруг голос. Или мне показалось? Еще один глюк?

Море лениво лизало берег прибоем, нашёптывая свои древние тайны. Услышать за шумом волн слабый звук было трудно, но я, пусть и не сразу, всё же смог. Голос был женским. Мелодичный и нежный, едва уловимый, он завораживал и манил, как песня сирен из древнегреческих мифов. Жаль, слова разобрать пока невозможно, да и вряд ли пойму их язык.

Я прислушался, пытаясь определить направление. Казалось, что волны и ветер стали сильнее, будто специально заглушая тот звук. Похоже, он все же из джунглей, а без мачете мне будет сложно, густая растительность точно стена. А в ней наверняка ядовитые насекомые, змеи и черт знает, что там еще. Казалось, заросли разглядывают гостя тысячами внимательных фасетчатых глаз, которые исчезают за миг до того, как их разглядишь.

Стараясь выглядеть уверенным и совершенно спокойным, я всё же пошел. Ощущение странности, нереальности и присутствия здесь кого-то еще, усиливалось с каждым шагом в темную сельву. Чудились видимые лишь искоса быстрые тени, бесшумно скользящие средь могучих стволов. Исполинские деревья, как колонны первозданного храма, величественные и невозмутимые, смыкались его крышей высоко-высоко. Лучи, пробиваясь сквозь плотную крону, проявляли танец пылинок в столбах желтого света, отбрасывая причудливые узоры на землю с павшей листвой. Лианы цеплялись за ноги, мое тело царапали кусты и колючки, а оно упрямо шло на звук песни, которой кто-то его подзывал.

Временами голос почти пропадал, а иногда словно звучал уже отовсюду. Мозг терял направление, и тогда в мелодии появлялись уже новые нотки. Меня как бы упрашивали идти побыстрей. Казалось, что джунгли, наконец, признали меня в качестве гостя. Деревья будто расступаются, услужливо поднимают ветки, а листья трепещут и шепчут, желая поведать древнюю тайну. Но узнать ее мне уже не пришлось.

Кто-то вскрикнул, и я проснулся на койке. Колючее одеяло, простынь в желтых разводах и трещины штукатурки на стенах. Стонет забинтованный, как мумия, сосед по палате. Его случай потяжелей.

Наверное, пляж, джунгли и песня – феномен наркоза. А в зале тогда был феномен чего? Нервный срыв после Юльки! Нейрологический хаос в моей голове. Я, наконец, всё себе объяснил.

3

Колеса стукнули, вагон чуть толкнуло. Народ высыпал в проход, окна открыли, жадно вдыхаем свежий ночной воздух. Он уже совершенно другой – заграничный! Советский Союз остался сзади, и от осознания этого немыслимого ранее факта побежали мурашки. Я за бугром, трудно поверить, но вроде бы так!

Хорошо освещен только перрон, но в темноте виден забор с колючей проволокой и неторопливо фланирующий вдоль него автоматчик. Чужая зеленая форма, пилотка, погоны, знаки различия. Да и сам он чужой. Смуглый, губастый, не наш – сразу видно. «Калашников» у него тоже чудной, с дополнительной рукояткой на цевье. Румын – одним словом, у нас таких нет.

Заметив мой взгляд, он опасливо оглянулся и приложил два пальца к губам, клянча у нас сигареты.

«Ноу-ноу, камрад! Ихь бин комсомолец! Облико морале, ферштейн?» – заржал Ванёк из другого окна.

Это мой друг по качалке. Спортивный и улыбчивый объект обожания женского пола любых возрастов, что неудивительно для клона Ван Дамма. Лица и фигуры настолько похожи, что спутать легко. Почти брат-близнец, типаж тот же.

Скорчив недовольную гримаску, румын демонстративно поправил на плече автомат. Презрительно сплюнул и отошел. Ну не гад ли? Помнит Бессарабию и ждет реванша.

– Так, окна закрыли и отошли! – скомандовал наш усач-политрук, прижимая к груди папку и списки. – Остерегаемся провокаций! Хотите домой? Я вам устрою!

На самом деле он боялся нас, а не их. Паиньками мы не были точно. Народец подобрался тёртый и ушлый. Как водится, набрали блатных. За каждым связи, интриги, история, на фоне которых Толик терялся. Харизмы нет, чтобы возглавить отряд комсомольцев.

Осознавая эту дыру, профком усилил стройотряд медсестрой, видимо, ожидая производственных травм. Выглядела она, как Эвелина Бледанс из «Масок», но кроме Толика никому не давала, что разочаровало мужской коллектив. Женщина на судне – это к несчастью.

Вдобавок политически разложившийся комсомольский актив пошел на аферу. Перед границей Толик каждому из нас выдал пакет. Только в нем не шифровка, а набор из банки растворимого бразильского кофе, часы «Командирские» и «Зенит-Е». Фотоаппарат Красногорского, а не Вилейского завода, что важно для тех, кто в них понимал. Достать такие было непросто.

Лешка нам слил информацию о том, что желательно брать, но где эти сокровища можно найти? То ж дефицит. Да и денег ведь нет. На банку кофе и часы «Заря» мне снова пришлось занимать. Надежда на то, что удачно продам, да и за работу должны хорошо заплатить. Да, придется пахать, но настрой боевой. Уж больно денег охота.

После визита улыбчивой болгарской таможни контрабанду Толик собрал. Как ни странно, ее не искали. «Добре дошли!» – вот и всё, что сказал офицер в сером мундире.