Человечье мясо

Задыхаясь, мы бежали по улицам просыпающейся столицы. Гремя бидонами, проходили молочницы и, разинув рты, глядели на нас. Дворник, поливавший улицу, на которого мы налетели, выскочив из-за угла, обдал нас струей ледяной воды из брандспойта. Звеня и покачиваясь, по улицам проносились пустые и казавшиеся поэтому полупрозрачными трамваи. Добежав до Арбата, мы остановились, с трудом переводя дыхание. Вдруг Марианна, дрожавшая всем телом, схватила мою руку и прошептала:

- Аркадий, смотрите!.. - я посмотрел на площадь и увидел шагающего к нам милиционера.

- Бежим! - закричал я и бросился в переулок. Мы бежали, сворачивая в переулки и пробираясь проходными дворами.

- Я не могу больше, - прошептала Марианна и опустилась на землю. Я стоял на коленях и умоляюще смотрел ей в глаза.

- Надо бежать, Марианна, - шептал я, - надо бежать. Иначе мы погибнем. Будьте мужественны, Марианна.

- Куда бежать, Аркадий? - удивленно спросила Марианна. Этот простой вопрос поразил меня. Я не знал, куда бежать. Я чувствовал, что здесь оставаться нельзя. Мои пижамные штаны и окровавленная рубашка здесь, в центре города, днем, каждое мгновение могли выдать нас.

- Надо прятаться у знакомых, - сказала Марианна и встала. Мы пролезли в щель, оказавшуюся в заборе, и очутились в кривом и узком тупике.

Дети, бежавшие по тупику, остановились, подозрительно оглядывая нас.

- Вредители, - негромко сказал мальчик лет 10, ткнув локтем в бок своего товарища, - уж я знаю. У меня у самого папка был вредитель. Только его сразу скрутили.

- Это не вредители, - нахмурившись, ответил второй мальчик, вредителей сейчас уже нету. Это поджигатели. Надо газеты читать, авторитетно заявил он и сплюнул сквозь зубы. - Бежим в милицию. - И они, свистнув, сорвались с места, оглядываясь на нас и размахивая руками.

- Сюда, - сказала Марианна, - и, обогнув угол дома, быстро вошла в темный подъезд.

Супруги Геморроидальниковы сидели друг против друга за столом и занимались самокритикой, убедительно доказывая, что самокритика есть наиболее действенная форма раскрытия внутренних конфликтов социалистического общества в эпоху его поступательного движения к коммунизму, когда в передней раздался звонок. Выдернув буравчики сардонического взгляда из глаз своего супруга, Ванда Виссарионовна пошла отворять дверь.

- Боже мой, - долетел до супруга вопль из передней.

- Сейчас убьют!.. - с надеждой и радостью подумал супруг и, бросившись к двери столовой, прижался к замочной скважине.

- Здравствуйте, дорогая, - услышал супруг из передней.

- Ах, какое счастье, - сказала супруга.

- Не убьют, - понял он и, тяжело вздохнув, завалился на диван. - Может быть, завтра сама под трамвай попадет, - с безнадежным отчаянием думал Сигизмунд Петрович. - А вечером еще этот доклад на секции детской литературы!.. О жизнь!

- Сика, Сикачка... - надрывалась супруга, волоча за собой гостей. - Ты посмотри, кто пришел! Сикочка, ты видишь, кто пришел? Ну что за бесчувственная скотина! Нет, вы только посмотрите!

Я подошел к Сигизмунду Петровичу и горячо пожал руку, которой он писал о моей книге, "что несмотря на грубую политическую ошибку издательства, выпустившего в свет это "произведение", содержащее грязную клевету на советских людей, строящих коммунизм, рецензируемая нами книга обладает одним существенным достоинством: она лишний раз доказывает, к какому маразму приводит отход от метода социалистического реализма и убедительнейшим образом показывает нашим писателям, как не надо писать". Но Сигизмунд Петрович был единственным критиком, который считал, что меня не следует убивать до тех пор, пока не будут испытаны некоторые другие способы, приводящие к смерти людей, отошедших от метода социалистического реализма.

- Ах, - сказал Сигизмунд Петрович, - вас еще не убили?! Нет, этого не может быть! Ну, знаете, так, как вам, еще никому не везло! - И он с чувством обнял меня и расцеловал в щеку.

- Они еще живые! - визжала Ванда Виссарионовна, - тогда будем пить чай! А что это у вас такое? - спросила она, указывая на залитую кровью рубашку, и вообще, почему вы такой голый?

- За нами погоня, - тихо сказал я. - Вчера на рассвете они уничтожили наши рукописи и сожгли дачу. Мы едва спаслись. Помогите нам.

- Ну, конечно, как же может быть иначе, - воскликнула милая молодая женщина, - в крайнем случае мы скажем, что вы связали нас и заставили приютить.

- Хорошо, - сказал я. - Говорите. Нам необходимо переодеться.

- Да, да, конечно, - закричал Сигизмупд Петрович, - конечно, им в первую очередь необходимо переодеться. Вандочка, займись этим делом, а я сейчас.

Ванда Виссарионовна проводила нас в спальню и распахнула гардероб.

Сигизмупд Петрович приотворил захлопнувшуюся за нами дверь столовой, выглянул в коридор, потом, ступая на цыпочках и оттопырив согнутые в локтях руки, покачиваясь жирным телом, прошел в переднюю, запер дверь, положил в карман ключ и с такой же осторожностью, тщательно притворив за собой двери, направился в кабинет.