Человеческая комедия

Младший брат стал подниматься на крыльцо и не дошел еще до двери, как старший брат уже быстро покатил по улице.

Глава 17 Три солдата

Когда семейство Стид со своими гостями (включая и Томаса Спенглера) сели обедать, в Итаке лил сильный дождь. Надев плащи и галоши, Бесс Маколей и Мэри Арена отправились в телеграфную контору, чтобы отнести Гомеру поесть. Когда они проходили мимо аптеки, молодой человек, стоявший в соседнем подъезде, окинул их взглядом опытного волокиты.

– Эй, красотка, – сказал он Бесс. – Как дела?

Бесс сделала вид, что не слышит, и только прижалась к Мэри. Но навстречу им по улице шли три солдата. Они шли по улице и дурачились, радуясь, что получили отпуск на ночь, что кругом идет весьма достойная, но такая смешная жизнь – разыгрывается ее извечная комедия, а сверху льет веселый, освежающий ливень. Они толкали и ловили друг друга, оглашая улицу безудержным хохотом и выкрикивая прозвища, которые они дали друг другу: Толстяк, Техас и Лошадка. Когда три парня завидели Мэри и Бесс, они замерли в благоговейном молчании. Один за другим они склонились в низком поклоне. Девушкам было приятно, но они не очень хорошо понимали, что им делать, как себя вести.

– Они ведь только солдаты, Бесс, – прошептала Мэри. – И им здесь так одиноко.

– Давай остановимся, – сказала Бесс.

Девушки остановились прямо против трех солдат.

Тот, которого звали Толстяком, выступил вперед как официальный представитель всей компании – солдатский посланник к девушкам Итаки.

– Дорогие дамы, – сказал он. – Мы, рядовые нашей прославленной демократической армии и ваши покорнейшие слуги, которые сегодня находятся здесь и надеются быть здесь и завтра, от души благодарим вас за ваши прелестные личики, исполненные такого совершенства и в засуху, и в дождь, каковой мы наблюдаем в текущий момент. Разрешите мне представить вам моих товарищей и ваших преданных почитателей. Вот Техас – правда, он не из Техаса, а из штата Нью-Джерси. А это Лошадка – он как раз из Техаса. Моя кличка – Толстяк, я из голодного края. И больше всего одолевает меня голод по обществу прекрасных девушек. Как вы на это смотрите?

– Ну что же, – сказала Бесс. – Мы шли в кино.

– В кино! – трагическим голосом воскликнул Толстяк. – А позволено ли нам, солдатам, которые сегодня здесь, а завтра там, сопровождать вас, девушки, в кино? Сегодня – день, и завтра – день, но завтра мы должны вернуться в казармы, к ужасному, но неизбежному ремеслу войны, к святой задаче уничтожения того смертоносного микроба, который тщится погубить человеческую свободу. Сегодня мы – ваши братья, заброшенные в дальние края и такие одинокие. Хотя нам и положено гордиться своим положением, нам очень тоскливо, ибо Итака – не родная наша земля. Я попал в мундир американского солдата прямо из закоулков свирепого города Чикаго, раскинутого на сладостной земле Иллинойса. Верните меня хоть мысленно в родимый мой штат и город, а братьев моих в родные им места. Будьте снисходительны к нашей униженной просьбе, ибо мы с вами одна семья, одно человечество, но, если бы не война, могли бы так никогда и не встретиться. «Сей миг – дитя благих времен…» – Солдат, которого звали Толстяком, поклонился, а потом выпрямился снова. – Каков же ваш приговор? – спросил он.

– Как ты думаешь, он ненормальный? – прошептала Мэри.

– Нет, – ответила Бесс. – Ему просто тоскливо. Давай пойдем с ними в кино.

– Хорошо, но скажи ему об этом сама. Я не сумею.

– Мы согласны, – сказала Бесс солдату.

– Благодарю вас, милые дамы, – сказал солдат, которого звали Толстяком. – Спасибо. – Он предложил руку Бесс. – Значит, пошли?

– Сперва мне надо отнести брату ужин, – сказала Бесс. – Он работает в телеграфной конторе. Это отнимет у нас только минутку.

– На телеграфе? – спросил солдат по прозвищу Толстяк. – Тогда и я пошлю телеграмму. – Он спросил товарища: – А ты, Техас?

– Сколько стоит телеграмма в Нью-Джерси?

– Куда дешевле, чем ее будут ценить те, кто ее получит, – сказал Толстяк. Он обернулся к третьему солдату: – А ты, Лошадка?

– Угу, – сказал солдат по прозвищу Лошадка. – Пожалуй, и я пошлю телеграмму маме, Джо и Китти. Это – моя девушка, – пояснил он Бесс.

– Всякая девушка на свете – моя девушка, – сказал Толстяк, – но так как я не могу всем им послать телеграмму, я пошлю ее только одной-единственной. Эта одна телеграмма будет сгустком миллионов телеграмм.

В конторе, куда вошли две девушки и три солдата, за столом стоял старый телеграфист Вилли Гроген.

– Я – сестра Гомера, Бесс. Принесла ему ужин, – сказала Бесс и поставила коробку на конторку.

– Здравствуйте, мисс Маколей. Гомер скоро придет. Я ему передам еду.

– А вот эти молодые люди хотели бы послать телеграммы, – сказала Бесс.

– Прошу вас, молодые люди. Вот вам телеграфные бланки и карандаши.

– Сколько стоит телеграмма в Джерси-Сити? – спросил Техас.

– Пятьдесят центов за двадцать пять слов и сверх этого небольшой налог. Адрес и подпись не оплачиваются. Телеграмма будет доставлена завтра утром.

– Пятьдесят центов? – сказал Техас. – Не так уж страшно. – И он стал писать свою телеграмму.