- Работайте, работайте, господин Гранде. “И угольщик у себя дома голова”, - сентенциозно заметил председатель, один усмехаясь на свой намек, которого никто не понял.
Мать и дочь Гранде поднялись со своих мест. Тут председатель, пока было темно, сказал Евгении:
- Позвольте мне, сударыня, пожелать вам сегодня, в день вашего рождения, жить долго, счастливо и в таком же добром здоровье, как и ныне.
Он поднес огромный букет редких в Сомюре цветов; потом, сжимая локти наследницы, он поцеловал ее с обеих сторон в шею с галантностью, от которой Евгении стало неловко. Председатель, похожий на длинный ржавый гвоздь, воображал, что так действуют светские волокиты.
- Однако вы не церемонитесь! - сказал Гранде. - Так и быть, вольничайте, господин председатель, по случаю семейного праздника!
- В обществе вашей дочери, - отвечал аббат Крюшо, держа букет в руках, - всякий день был бы для моего племянника праздником.
Аббат поцеловал руку Евгении. А старик нотариус попросту расцеловал девушку в обе щеки и промолвил:
- Как время-то наше идет! Что ни год, то двенадцать месяцев.
Ставя свечу на место, перед часами, Гранде, который никогда не мог отвязаться от шутки, показавшейся ему забавной, и повторял ее до пресыщения, сказал:
- Так как сегодня праздник Евгении, возжем светильники.
Он старательно снял ветвистый канделябр, надел по розетке на каждую подставку, взял из рук Нанеты сальную новую свечу, обернутую снизу бумагой, воткнул ее в подсвечник, укрепил, зажег и сел возле жены, поглядывая поочередно на друзей, на дочь и на обе свечи. Аббат Крюшо, низенький, пухлый, жирный человек в рыжем гладеньком парике, с лицом старой картежницы, вытянул ноги, обутые в прочные башмаки с серебряными пряжками, и спросил:
- А что, Грассены не приходили?
- Нет еще, - отвечал Гранде.
- А разве они должны прийти? - спросил старый нотариус с гримасой на лице, рябом, как шумовка.
- Я думаю, - отвечала г-жа Гранде.
- Ну как, собрали виноград? - спросил Гранде председатель Бонфон.
- Везде! - ответил старый винодел, вставая и прохаживаясь взад и вперед по залу; при этом он выпятил грудь движением, исполненным той же горделивости, что и слово “везде”.
В дверь коридора он увидел, что Нанета-громадина при свече сидит у очага, собираясь там заняться пряжей, чтобы не мешать торжеству.
- Нанета, - сказал он, выходя в коридор, - загаси-ка ты и очаг и свечу да садись с нами. Право, в зале хватит места на нас всех.
- Но у вас, сударь, будут знатные гости.
- А чем ты хуже их? Они ровно столько же из адамова рода, как и ты.
Гранде возвратился к председателю и спросил его:
- Урожай ваш продали?
- Нет, откровенно сказать - приберегу. Коли сейчас вино хорошо, через год будет еще лучше. Владельцы, ведь вы знаете, договорились не спускать условленной цены, и нынче бельгийцы нас не обломают. А уедут, - ну что же, воротятся.
- Да, но будем держаться крепко, - сказал Гранде таким тоном, что председатель затрепетал.
“Уж не ведет ли он переговоры?” - подумал Крюшо.
В эту минуту стук молотка возвестил о приходе семейства Грассен, и их появление прервало разговор, завязавшийся между г-жой Гранде и аббатом.
Госпожа де Грассен принадлежала к числу тех маленьких женщин, подвижных, пухленьких, белых и румяных, которые благодаря затворническому провинциальному быту и привычкам добродетельной жизни и в сорок лет еще моложавы. Они похожи на последние розы поздней осени: вид их приятен, но в лепестках есть какой-то холодок и аромат их все слабеет! Одевалась она довольно хорошо, выписывая парижские моды, задавала тон всему Сомюру и устраивала у себя вечера. Муж ее, бывший квартирмейстер императорской гвардии, тяжело раненный под Аустерлицем и вышедший в отставку, сохранял, при всем своем почтении к Гранде, подчеркнутую прямоту военного человека.
- Здравствуйте, Гранде. - сказал он, протягивая виноделу руку с подчеркнутым выражением превосходства, которым он постоянно подавлял господ Крюшо. - Сударыня, - обратился он к Евгении, сначала поклонившись г-же Гранде, - вы всегда прекрасны и умны. Право, не знаю, что возможно вам пожелать.
Он преподнес свой подарок, который внес за ним слуга: ящичек с капским вереском - цветком, недавно привезенным в Европу и весьма редким.
Г-жа де Грассен очень сердечно поцеловала Евгению и, пожав ей руку, сказала:
- Адольф взялся передать вам мой маленький подарок.