Но кто поверит, что Пуаре, сам отставной чиновник, правда неспособный мыслить, но несомненно исполненный мещанских добродетелей, продолжал слушать мнимого рантье с улицы Бюффона после того, как этот человек сослался на полицию и сразу же обнаружил под своей маской порядочного человека лицо агента с Иерусалимской улицы[148]. А между тем нет ничего естественнее. Особый вид, к которому принадлежал Пуаре в обширном семействе простаков, станет понятнее благодаря известному, пока еще не опубликованному, наблюдению некоторых исследователей: существует пероносное племя, загнанное в государственном бюджете между первым градусом широты (своего рода административная Гренландия), где действуют оклады в тысячу двести франков, и третьим градусом (областью умеренного климата), где начинаются местечки потеплее, от трех тысяч до шести, где наградные прививаются с успехом, даже дают цветы, несмотря на трудности их взращивания. Одной из черт, характерных для беспросветной узости этого подначального народца, является какое-то механическое, инстинктивное, непроизвольное почтенье к далай-ламе любого министерства, который знаком чиновникам лишь по неразборчивой подписи и под названьем “его превосходительство министр”, - три слова, равносильные Il Bondo Cabi из “Багдадского халифа”[148] и знаменующие для этого приниженного люди священную, непререкаемую власть; как папа для католиков, так и министр в качестве администратора непогрешим в глазах чиновника; блеск его особы передается его действиям, его словам, даже тому, что говорится от его имени: своим мундиром с золотым шитьем он покрывает и узаконивает все, что делается по его приказу; его превосходительное звание, свидетельствуя о чистоте его намерений и святости его предуказаний, служит проводником для самых неприемлемых идей. Эти жалкие людишки даже ради собственной выгоды не сделают того, что усердно выполнят под действием слов: “Его превосходительство”. Как в армии существует дисциплина, так и в канцеляриях господствует свое пассивное повиновение; эта система заглушает совесть, опустошает человека и постепенно делает его какой-то гайкой или шурупчиком в машине государственного управления. Гондюро, видимо знавший людей, сейчас же усмотрел в Пуаре бюрократического дурачка и выпустил свое Deus ex machina[149] - магическое выраженье “его превосходительство”, - когда настал момент обнаружить батареи и ошеломить Пуаре, занимавшего, по мнению агента, положение любовника Мишоно, как Мишоно занимала положение любовницы Пуаре.
- Раз уж его превосходительство, да еще самолично, его превосходительство господин ми… О, это совсем другое дело! - сказал Пуаре.
- Вы слышите, что говорит этот господин, а его мнению вы как будто доверяете, - продолжал мнимый рантье, обращаясь к мадмуазель Мишоно. - Так вот, теперь его превосходительство вполне уверен, что так называемый Вотрен, проживающий в “Доме Воке”, - не кто иной, как беглый каторжник с тулонской каторги, где он известен под прозвищем “Обмани-смерть”.
- А! Обмани-смерть! - повторил Пуаре. - Значит, ему здорово везет, если он заслужил такую кличку.
- Разумеется, - ответил агент. - Этой кличкой он обязан своему счастью: он оставался цел и невредим во всех своих крайне дерзких предприятиях. Как видите, он человек опасный! По некоторым своим способностям это личность необыкновенная. Осуждение его на каторгу стало целым событием и создало ему огромный почет в его среде…
- Значит, он человек почтенный? - спросил Пуаре.
- В своем роде. Он добровольно принял на себя чужое преступление - подлог, совершенный одним очень красивым юношей, его любимцем; это был молодой итальянец, заядлый игрок; позже он поступил на военную службу, где, впрочем, вел себя отлично.
- Но если его превосходительство министр полиции убежден, что Вотрен - это Обмани-смерть, зачем ему нужна я? - спросила мадмуазель Мишоно.
- Ах да, в самом деле, - сказал Пуаре, - если министр, как вы изволили нам сообщить, имеет некоторую уверенность…
- Уверенность - это не совсем точно: есть только подозрение. Вы сейчас поймете, в чем тут дело. Жак Коллен, по прозвищу Обмани-смерть, пользуется непререкаемым доверием трех каторжных тюрем, избравших его своим агентом и банкиром. Он много зарабатывает на делах такого рода - для них ведь требуется человек особой пробы.
- Ха-ха! Поняли, мадмуазель, этот каламбур? - спросил Пуаре. - Господин Гондюро назвал его человеком особой пробы, потому что он с клеймом.
- Мнимый Вотрен, - продолжал агент, - принимает от господ каторжников их капиталы, помещает в дела и хранит для передачи или самим каторжникам, если им удастся бежать с каторги, или их семьям, если каторжник оставил на этот случай завещание, или же их любовницам, по передаточному векселю на имя мнимого Вотрена.
- Их любовницам? Вы хотите сказать - женам, - заметил Пуаре.
- Нет, каторжники обычно имеют незаконных жен, у нас их называют сожительницами.
- Значит, они все находятся в сожительстве?
- Значит, так.