Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Мальчик надкусил корку, а потом стал отдирать ее пальцами, сперва медленно и старательно, а потом с лихорадочной быстротой, так, что не только ему самому, но и отцу стало казаться, будто стоит снять кожуру, как под ней он найдет не простой апельсин, а исполнение всех сердечных желаний. Мальчик положил корки на прилавок перед отцом, разделил апельсин надвое, отделил одну дольку, положил ее в рот, пожевал и проглотил. Но — ах! — опять не то. Это был просто-напросто апельсин, а не исполнение сердечных желаний. Сын подождал немножко, а потом положил остаток апельсина возле отца. И отец снова взял на себя не завершенный сыном труд и молча попытался его окончить. Но скоро не хватило больше сил — и около половины плода попало в мусорный ящик.

— Папа, а папа! — через минуту позвал мальчик, и отец снова ответил:

— А, Джон?

— Дай мне конфету.

— Конфету? — спросил отец. — На тебе конфету.

В витрине, где лежали конфеты, отец выбрал предмет вожделения всех здешних мальчишек — батон за пять центов — и дал его сыну. Мальчик внимательно разглядел изделие, снял с него пергаментную обертку, откусил большой кусок облитой шоколадом карамели и опять, не спеша пожевав, проглотил его. Но и карамель оказалась всего-навсего карамелью, хотя, правда, и сладкой, но просто карамелью, и ничем больше. И в третий раз сын вернул отцу одну из мирских утех, которая, увы, не могла дать ему счастья. Терпеливо взял на себя отец и это бремя ведь ничто не должно пропадать зря. Он взял конфету, хотел было надкусить ее и раздумал. Отвернувшись, он швырнул батон в мусорный ящик. Неизвестно почему, но его вдруг охватила страшная злоба, и в душе он клял людей, живших за семь тысяч миль отсюда, по соседству с его страной, которые когда-то казались ему бесчеловечными или по меньшей мере темными. «Ах, собаки!» — мысленно выругал он их. А сын снова обратился к отцу.

— Папа! — позван он.

— А, Джон?

— Дай мне банан, — сказал мальчик.

Отец не удержался от вздоха, но не смог распроститься с последней надеждой.

— Банан? — переспросил он. — На тебе банан.

Он перебран связку бананов, висевшую над пирамидами фруктов, и нашел один, который показался ему самым лучшим из всех, — самый спелый, самый сладкий банан во всей связке. Он оторвал его и дан мальчику.

Наконец-то в лавку вошел покупатель. Это был человек, которого мистер Ара никогда не видел. Лавочник и покупатель слегка кивнули друг другу. Незнакомец спросил:

— Есть у вас плюшки?

— Плюшки? — с готовностью переспросил бакалейщик. — Какие вам нужны плюш-ки?

В лавку вошел другой покупатель: Улисс Маколей. Он стал в сторонку, ожидая своей очереди и прислушиваясь к разговору.

— Есть у вас плюшки с изюмом? — спросил незнакомец.

— Плюш-ки с изюмом? — спросил бакалейщик. — Ну и задача! Плюш-ки с изюмом, — повторил лавочник чуть не шепотом. — Плюш-ки с изюмом, — сказал он опять.

Лавочник оглядел свой магазинчик. Сын положил перед ним на прилавок отвергнутый банан.

— Папа! — позвал мальчик.

Отец поглядел на сына и произнес торопливо:

— Ты хотел яблоко. Я дал тебе яблоко. Ты хотел апельсин. Я дал тебе апельсин. Ты хотел конфету. Я дал тебе конфету. Ты хотел банан. Я дал тебе банан. Чего ты хочешь еще?

— Плюшки, — сказал мальчик.

— Какие тебе надо плюш-ки? — спросил отец сына, не забывая, однако, о покупателе и, в сущности говоря, обращаясь к нему, но в то же время и к сыну и одновременно вопрошая всех — всех, повсюду, всех, кто чего-нибудь хочет.

— Плюшки с изюмом, — сказал мальчик.

Сжав зубы, отец прошипел сыну в ответ, глядя при этом не на него, а на покупателя:

— Нет у меня плю-шек. Никаких таких плю-шек И что тебе дались эти плюш-ки? У меня все есть, нет только плю-шек. Что это еще за плюш-ки? Что вам надо?

— Плюшки, — терпеливо сказал покупатель, — для маленького мальчика.

— Нет у меня плю-шек, — повторил лавочник. — Но зато маленький мальчик у меня есть тоже.

И он показал на сына.

— Я дал ему яблоко, апельсин, конфету, банан — лучшее, что у меня было.

Он пристально поглядел на покупателя и сказал чуть не со злобой:

— Что вам надо?

— Сынишка моего брата заболел. У него грипп, — сказал покупатель. — Плачет, просит плюшку. Плюшку с изюмом.

Но каждый живет своей жизнью, и в каждой жизни есть свой лейтмотив; поэтому сын бакалейщика снова поднял глаза на отца и окликнул его:

— Папа!

Но теперь отец даже не взглянул на сына. Он смотрел на человека, чей племянник был болен и хотел плюшек с изюмом. И смотрел он на него с пониманием, с сочувствием, наливаясь, однако, какой-то особой, крестьянской злостью, но не и а этого покупателя, а на весь божий свет, на его болезни, горести, тоску, неисполнимые желания. Злился он и на себя за то, что хоть он и открыл этот магазинчик здесь, в Итаке, штат Калифорния, в семи тысячах миль от родного края, но все равно не было у него плюшек с изюмом, не было у него того, что хотелось больному мальчику. Бакалейщик жестом показал на своего сына и сказал незнакомцу: