— Ты со всеми в разладе, — сказал один враль, — с самим собой, с семьей, с приятелем, со страной, с миром, со временем и с культурой.
Я в согласии с богом, хотя не верю россказням о нем и признаю только бога непостижимого, недосягаемого, вездесущего и ко всему безразличного.
Я невероятно мудр и чудовищно невежествен. Вдобавок я глуп как бревно.
У меня омерзительные манеры, а если копнуть глубже — там тоже мерзость.
Я сую нос всюду и поэтому по существу ни во что не вникаю.
Я отчаянно стараюсь быть честным и каждый день убеждаюсь, что напрасно было стараться.
Когда я стараюсь понять, зачем я живу, какое назначение у моей жизни, я либо сбиваюсь на легкомысленный и глумливый тон, либо гляжу в глаза суровой правде, которая недалека от жалкого отчаяния.
Назначение моей жизни в том, чтобы подольше оттянуть смерть.
Это легкомысленное заключение.
Никакого назначения у моей жизни нет и быть не может. Это суровая правда.
Не впадая в эти крайности, я бреду по жизни, не ведая толком, куда иду и зачем. Утешить мне себя особенно нечем, а других утешений, кроме себя самого, мне не дано, разве что улицы, облака, солнце, лица и голоса детей и стариков — вообще лики красоты, невинности, истины и одиночества.
Среди современников я не вижу равного себе — и в то же время сознаю, что я ничтожество, козыряю своим ничтожеством либо скромно помалкиваю, радуясь, что хоть как-то еще живу.
Я неприятен себе и имею для этого все основания. Неприятностью было уже то, что я родился, и я начал это понимать с пеленок. Чего-то мне не хватало. Чего-то я хотел еще. Может статься, мои пятьдесят пять дилетантски прожитых лет и были погоней за этим «еще». Как бы то ни было, я всегда торопился.
Мне всегда казалось, что времени мне отпущено в обрез. Я поражен, что его оказалось столько, сколько оказалось. Многие мои друзья умерли. Иногда я по ним скучаю, иногда завидую им. У меня нет врагов, но я-то знаю, что это может означать и то, что друзей у меня тоже нет. Откровенно говоря, я бы и не знал, кого мне ненавидеть, если бы предполагалось ненавидеть кого-то еще, кроме самого себя. А вообще я, скорее, люблю себя, и, возможно, потому, что пока не встретил никого, кто был бы хоть вполовину такой правильный человек, как я. И это при том, что я не имею ни малейшего представления, кто же я есть. Производное от Арменака Сарояна женатого на Такуи Сароян? Если это так, то кто бы он ни был, и кто бы ни была она, и кто бы ни были они оба, они — то есть он и она — без постели, ясное дело, не обошлись, уж так заведено.
Я взялся за перо очень рано, чтобы убежать от бессмыслицы и бесполезности, от чепухи и ерунды, от бедности, от рабства, от плохого здоровья, от отчаяния, от безумия — от всякой дряни, которая липнет со всех сторон. Я достаточно ловко научился скрывать собственное безумие и, насколько мне известно, никому вреда не причинил — и на том спасибо. Мне глубоко противно насилие в любых формах, но вы бы посмотрели, какой я вояка в душе и на что замахиваюсь — на самого себя, на демона, что сидит во мне, на бога, на род людской, на мир, на время, на боль, на неразбериху, на поношение и на смерть. Я хочу того, чего хочу, когда хочу этого, и даже если это кажется чем-то другим — это всегда ответ, тот