Человеческая природа и социальный порядок

До какой степени человек может влиять на других с помощью своего ложного образа, зависит от множества обстоятельств. Как уже говорилось, сам человек может быть довольно ничтожным и не иметь никакого отношения к своему образу, который является особым продуктом деятельности коллективного воображения. Однако такое вряд ли возможно, за исключением тех случаев, когда нет никаких непосредственных контактов между лидером и его последователями; это обстоятельство частично объясняет, почему авторитет, особенно если им прикрывается слабая личность, всегда имеет обыкновение окружатся формальностями и искусственной таинственностью. Тем самым он ограждает себя от близких контактов и дает воображению окружающих простор для его идеализации. Среди уверенных в себе и практичных людей, какими являются наши современники, отличающиеся трезвой расчетливостью и малым уважением к традициям, власть формальных условностей хотя и ослабла, но все еще велика. Армейская и флотская дисциплина, например, твердо настаивает на необходимости соблюдения формальных различий между старшими и младшими по чину, тем самым способствуя поддержанию непререкаемого авторитета первых. Подобным же образом, как отмечает профессор Росс в своей работе «Социальное управление»[141], высшие слои общества широко используют традиции и светские условности как средства самоограждения, и это самоограждение, среди прочих целей, служит и для сохранения их влияния на простых людей.

Что касается преднамеренного обмана, то можно, в общем, сказать, что все люди могут быть обмануты или в вопросах, в которых они не компетентны, или в том, что сильно воздействует на эмоциональную сферу. Применимость этого принципа к нетрадиционной медицине, мошенничеству и стародавнему жульничеству, связанному с мнимым общением с духами, настолько очевидна, что не стоит на этом подробно останавливаться. Хотя даже шарлатану полезно быть уверенным в собственных бреднях, подверженность большинства из нас обману со стороны разного рода мошенников вполне очевидна, что доказывает, что деятельность независимых общественных институтов по развитию в людях трезвой осмотрительности совершенно недостаточна.

Возможно, тщательное и непредвзятое рассмотрение этого вопроса привело бы нас к заключению, что каждый из нас в чем-то бывает обманщиком, что все мы в той или иной степени притворяемся, желая произвести благоприятное впечатление на окружающих. Как существа социальные и наделенные воображением, мы должны придавать значение своей внешности, а это вряд ли возможно без того, чтобы так или иначе не подгонять ее под желательное для нас впечатление. И только когда эта подгонка принимает форму предумышленного и оскорбительного обмана, ее можно счесть весьма предосудительной. «Все мы, — уверяет Стивенсон в своем эссе, посвященном Пепюсу, — пишем мы или говорим, обязательно немножко рисуемся, обращаясь к своим собеседникам; ни на минуту не забывая о своей роли, мы предстаем в том или ином специфическом ракурсе: мы веселы с одними, грустны с другими, как того требуют ситуация и уровень отношений». Если бы мы никогда не пытались казаться немного лучше, чем мы есть на самом деле, как мы могли бы совершенствоваться, «развиваясь извне вовнутрь»? И то же самое стремление предъявить себя миру с лучшей, идеализированной стороны находит свое систематическое выражение у различных профессий и социальных классов, которым всем в какой-то мере присуще и лицемерие, и позерство — по большей части неосознанные, но производящие впечатление заговора против доверчивости остального мира. Лицемерие характерно не только для богословия и филантропии, но и для права, медицины, образования и даже науки — возможно, в наши дни особенно для науки, поскольку чем выше ценится и превозносится какое-то качество, тем больше вероятность того, что его присвоит себе недостойный. По мере того как богословие приходит в упадок, а наука переживает подъем, аффектация точности и беспристрастности начинает вытеснять аффектацию благочестия.

В общем, можно сказать и так: обман играет весьма важную, но все же второстепенную роль; он своего рода паразит людского идеализма и процветает лишь благодаря потребности в вере. Здравая и точная интуиция людей при выборе своих лидеров — единственная гарантия эффективной организации жизни всех и каждого; в конечном итоге и по большому счету такая интуиция, видимо, существует. В целом, великие исторические деятели были настоящими людьми, не обманщиками, и их образы служили подлинным выражением глубинных чаяний и стремлений человеческой натуры, так что люди, последовавшие за ними, искренне выражали самих себя.