Человеческая природа в литературной утопии. «Мы» Замятина

Остается еще один вопрос, который необходимо поднять, прежде чем мы отправимся в путь по островам когнитивной структуры «Мы». Текст не просто отсылает читателя к нашей общей человеческой природе – человеческое проявляется в тексте. В начале романа Замятин представляет нам Д-503 как крайне неловкого и ненадежного рассказчика. «Неужели Д-503 имеет в виду именно то, что говорит?» – этот вопрос, несомненно, должен возникнуть у каждого читателя. По мере того как главный герой начинает разбираться в собственной психике и обнаруживает намеки на свой в значительной степени неизменный набор психологических склонностей, он на глазах становится более человечным, правдоподобным и отзывчивым. По сути, роман воздействует, то есть становится жизнеспособным текстом, привлекая и удерживая наше внимание, отчасти потому, что автору удалось изобразить в нем правдоподобную личность. Как это бывает с персонажами других великих литературных произведений, мы начинаем чувствовать, что знаем Д-503, что если бы мы встретили его за пределами книги, то опознали бы даже в современной одежде. Важнейшим знаком нашего соучастия в тексте служит то, что мы начинаем чувствовать эмпатию по отношению к герою. Это происходит потому, что мы обнаруживаем у него все больше тех же черт, которыми обладаем сами. Выясняется, что он один из нас, потому что у нас с ним одна и та же человеческая природа. И, как показано в романе и непосредственно текстом романа, мы всегда будем стремиться узнать, что значит быть человеком, быть «нами». Гены могут работать на ограничение нашей человечности, но они же обеспечивают высшую гарантию нашей человеческой природы.

Глава 2 Общий стол в утопии

1. Семейный отбор и утопия

В обширнейшей литературе, посвященной «Мы», едва ли не чаще всего цитируется отрывок, где Д-503 описывает ежедневные трапезы. Здесь в микрокосме дана самая суть социальной инженерии в гиперболизированном представлении Замятина:

Каждое утро, с шестиколесной точностью, в один и тот же час и в одну и ту же минуту, – мы, миллионы, встаем, как один. <…> // сливаясь в единое, миллионнорукое тело, в одну и ту же, назначенную Скрижалью, секунду, – мы подносим ложки ко рту… [147].

Этот короткий эпизод не играет важной роли в драматических событиях романа, но описанием высокосинхронизированного приема пищи Замятин задевает читателя за живое. Одно из подчеркнуто человеческих занятий – совместное принятие пищи – здесь напоминает фабричную конвейерную ленту. Как и в других сценах романа, Замятин высмеивает моду на идеи американца Ф. У Тейлора, изучавшего рабочее время и движения во время труда с целью повышения эффективности производства. В годы после Октябрьской революции «тейлоризм» стал особенно популярен среди организаторов коммунистического производства. На советских предприятиях планировалось ввести аналогичную систему, чтобы труд рабочих был подобен функционированию деталей в машине. Этот механистический идеал отражался в произведениях поэтов Пролеткульта и позже сохранялся в производственных романах, например «Время, вперед!» В. П. Катаева (1932).

Примечательно, что в «Мы» механизация рабочей силы осуществляется с согласия управляемых. Как будто в соответствии с принципами усвоенного угнетения, система Тейлора в столовой доведена до такой крайности, что повстанцы планируют захватить «Интеграл», первый ракетный корабль Единого Государства, заперев экипаж именно в столовой [254]. Хотя заговор раскрыт властями и предотвращен, все нумера в 12 часов откликаются на звонок к обеду. Более того, в Едином Государстве не только строго расписаны часы приема пищи, но и во время еды синхронность движений соблюдается с точностью до доли секунды [147]. Нумерам предписано выполнять пятьдесят жевательных движений на каждый кусок. Темп жевания отбивается метрономом [205]. Но интернализация системы доходит до еще большей крайности. Хотя рассказчик расстроен обвинением 1-330 в том, что он выдал план повстанцев тайной полиции, он все равно молча сидит напротив нее за столом и выполняет предписанные жевательные движения, как будто это проделывает его внутренний «граммофон» [274].