Человеческий лик Бога. Проповеди

Жил я рядом с этим храмом, а школа находилась в двух кварталах. Поначалу никто в школе о моем «увлечении» Церковью не знал, но однажды я, стоя в стихаре на солее, заметил в толпе молящихся одну из своих преподавательниц. Встретившись со мной взглядом, она, кажется, больше испугалась, чем я: она сделала вид, что это не она, и поспешно покинула храм. Спустя некоторое время мой учитель по гармонии во время урока с большим волнением сообщил мне о том, что меня видели «там». Он просил, чтобы я прекратил ходить «туда», а то меня выгонят из школы. Я ответил, что эта просьба для меня невыполнима. Вобщем, дело замяли, и я спокойно доучился. Потом даже поступил в консерваторию.

Большое впечатление на меня оказали две поездки в Грузию, во время которых я иподиаконствовал у Святейшего Патриарха Грузинского Илии, а также посетил несколько замечательных монастырей, в том числе Бетанский монастырь, расположенный в горах. Там общался с отцом Иоанном Шеклашвили (он теперь, кажется, в старостильном расколе); беседы с ним оставили во мне глубокий след. Много раз ездил в Псково–Печерский монастырь и там общался в основном с двумя людьми — отцом Иоанном Крестьянкиным и известным иконописцем отцом Зиноном. Неоднократно встречался и беседовал также с отцом Кириллом в Троице–Сергиевой Лавре. От него и от отца Иоанна Крестьянкина получил благословение на монашество.

Несколько раз мне посчастливилось принимать участие во встречах верующей молодежи с митрополитом Сурожским Антонием: эти встречи происходили тайно, на частных квартирах, куда набивалось по 50–60 человек; атмосфера напоминала раннехристианские собрания «дверем затворенным», «страха ради иудейска». Владыка Антоний производил неотразимое впечатление, и встречи с ним запомнились мне на всю жизнь. С Владыкой Антонием я потом многократно встречался и в Англии.

В Англии же мне посчастливилось неоднократно посещать отца Софрония, ученика преподобного Силуана Афонского, который отнесся ко мне с отеческой любовью. Он мне много рассказывал об Афоне и о святом Силуане, а также о различных сторонах духовной жизни. В последний раз я виделся с ним за три недели до его кончины, и мы беседовали без перерыва более четырех часов. О времени своей кончины он знал заранее.

Из московских клириков я близко общался с отцом Александром Шаргуновым и отцом Валентином Асмусом. Отец Александр был уже тогда одним из самых известных в Москве духовников. А отец Валентин был молодым диаконом, ходил в малиновой тройке из тонкого вельвета, носил золотые карманные часы и слыл монархистом (что по тем временам было чем-то экстраординарным: никакой «моды» на монархизм тогда, конечно же, не было). Отец Валентин открыл мне доступ в свою библиотеку, которой я пользовался в течение нескольких лет. Иногда я приходил к нему часов в семь вечера, и мы за чашкой чая беседовали до полуночи. В полночь я выражал готовность отправиться домой в связи со скорым закрытием метро, и отец Валентин спрашивал: «еще чаю?»; тогда я уже оставался у него до открытия метро, и вся ночь проходила в беседе на разные ученые и богословские темы.

— Вы самый молодой и самый известный богослов Русской Православной Церкви, Вас высоко ценят за рубежом: в прошлом году Вам была присвоена степень доктора Свято–Сергиевского института в Париже, Вы читаете лекции в учебных заведениях Великобритании и США. Какой путь надо было пройти, какое образование получить, чтобы стать ученым такого уровня?

— Своей главной богословской школой я считаю не университет и не духовную академию, а православное богослужение. В течение двух лет пребывания в Виленском Свято–Духовом монастыре я ежедневно участвовал во всех богослужениях — либо сам служил, либо читал и пел на клиросе. Когда меня затем направили на приход (маленький деревенский приход в «забытой Богом» литовской деревне), я ежедневно совершал все богослужения суточного круга без сокращений: начинал в 2.30 утра полунощницей, затем шла утреня с кафизмами, библейскими песнями и пр., затем часы и литургия; все заканчивалось часам к 11. Вечером служил вечерню и повечерие. Все это было необыкновенно питательно для души. Богослужебные тексты Православной Церкви — неисчерпаемая сокровищница богословия. У меня до сих пор не укладывается в голове, почему в наших духовных школах их не изучают с богословской точки зрения, ведь в этих текстах в рафинированном виде содержится вся догматика, вся аскетика и вся мистика Православия.