Человеческий предел (СИ)

Он долго сидел возле койки друга и смотрел на его изувеченное лицо и его обуревали мысли о том, что на долю его семьи, его самого, его друзей выпало много трудностей, лишений и неприятностей. Они оказались в центре каких-то жизненных завихрений. Если бы он был верующим, то мог бы подумать, что бог, его и всех кто его окружает, испытывает на прочность, на выживание в экстремальной жизненной ситуации. Только зачем это, к чему эти трудности? Мысли, мечты, устремления Сергея всегда были чисты и даже благородны. Дела сами за себя говорили о том, что его никогда не тянуло на стяжательство, не тянуло на достижение своих целей за счет других, и не было у него даже мысли убивать себе подобных, пусть даже в целях самозащиты. Раньше не было….

Война - это ВОЙНА. Вольно или не вольно, приходится делать то, что в другое время и в другом месте ни за что бы, ни стал. Он не пытался изменить действительность и не допустить кровопролития, да и не по его это силам. Чаще всего и он и другие люди просто сожалели, что опять война опять кровь, опять смерть, но не больше. Это стало для людей обыденностью. Неприятной, ненужной лично ему - человеку, видевшего в этом свою дикость первобытного сапиенса. Но ведь это кто-то начал, не он. Какие претензии лично к нему, Сергею? Он и не чувствовал за собой вины. У него своего рода индульгенция - приказ. Он военный и этим все сказано.

Но то что у них у всех, а не только у него одного не получается все по-хорошему, это неправильно, не справедливо. Кто в этом виноват? И почему именно на их долю выпала такая неблагодарная судьба? Где и каким образом они сошли с правильного по людским меркам пути?

Да… вопросов много и еще целый воз можно задать, только, кто на все это сможет ответить? И надо ли их вытаскивать на свет? Будет ли в этом смысл? И наступит ли предел всему этому человеческому беспределу?

День оказался длинным, почти как в госпитале, где он пролежал четыре месяца. Ну да, думал он, когда вот так ничем не занят, то и время идет медленно. Хотя он и не сидел на месте. Побывав в больнице, сходил на пост наблюдения к бойцам Мирзо и убедился что они, не смотря на молодость, достаточно грамотно расположили огневые точки и замаскировались тоже хорошо. Чувствовалось, что их направляла умелая рука и то, что никто не отлынивал и не считал все это пустой тратой времени, говорило о том, что они все прониклись велением времени и понимали правильно необходимость этой службы.

Затем Мирзо уговорил его посмотреть на своих лошадей тяжеловозов. Действительно было на что посмотреть.

- Это муракозская лошадь с юго-запада Венгрии. Порода возникла в результате скрещивания польских и венгерских кобыл с жеребцами першеронской, норикской и арденской пород. Есть у них и арабская кровь. - С гордостью комментировал показываемых им лошадей Сергею довольный молодой руководитель сельской организации. Чувствовалось, что ему самому очень нравились эти лошади. - Мы их купили недавно, и еще даже нет потомства, но думаю, что мы сможем получить его здесь и приумножим количество этих работяг.

Четыре черных, или как говорят знающие коневоды, вороных коня внушали уважение одним своим видом. Сергею почему-то сразу представились на этих лошадях всадники, закованные в железные доспехи и с длинными копьями в руках. Только такие лошади могли выдержать такую тяжесть и спокойно еще участвовать в бою.

Уже к вечеру он вернулся в больницу и подошел к своему другу. Тот, увидев Сергея, хотел что-то сказать и дернулся к нему навстречу, но Сергей, предупреждая эти действия, положил на его плечи руки и произнес:

- Привет друг, да это я. Живой и здоровый, немного, правда постарел, но ведь и ты изменился. Я понимаю, как много хотелось бы нам друг другу рассказать, но потерпи, вот приедем к нашим друзьям. Да, да к Рустаму и Матсуру! Они нас ждут, и мы скоро там будем. Вот там и поговорим, и расскажем, друг другу, как мы жили, что делали, где были и как оказались здесь. Договорились? Тебе надо лежать смирно, постараться не двигать лицом, а то срастется не так и девки любить не станут, а поговорить мы еще успеем. Главное мы живы и снова вместе.

Лицо Вадима перекосилось, и из глаз потекли слезы, он стал их отчаянно стирать ладонями.

- Подожди, друг, подожди. Ну, нельзя же тебе волноваться и двигать лицом, на вот полотенце, не надо руками трогать. Ничего, не страшно, что ты плачешь. Это нервы, я вот тоже когда увидел свою невменяемую маму и сестренку, тоже расплакался как маленький. Так что плакать нам не стыдно, если слезы вызваны горем или нежданной радостью. Это естественно и стесняться не надо. Но тебе и это пока нельзя, так что крепись.

Сергею пришлось срочно как-то отвлекать Вадима. Он принялся говорить первое, что пришло на ум: